То были четырнадцать лет кромешного ада, но едва ли она полностью сознавала это. Большую часть тех лет она просуществовала в глубокой дреме, походившей на летаргический сон, и не раз ловила себя на ощущении, что все, что с ней происходит, не наяву, а во сне, что в конце концов она проснется, зевая и потягиваясь так же красиво, как Белоснежка в ожившем мультфильме Уолта Диснея. Чаще всего эта мысль приходила к ней после того, как он избивал ее так сильно, что ей приходилось отлеживаться в постели. Он делал это три или четыре раза в год. В 1985-м — году Уэнди Ярроу, когда он получил официальный выговор на работе, а она выкидыш, — это происходило чуть ли не дюжину раз. Сентябрь этого года увенчался ее вторым пребыванием в больнице после очередного приступа ярости Нормана… Она тогда кашляла с кровью. Он держал ее дома три дня, рассчитывая, что это пройдет, но, когда ей стало хуже, объяснил, что говорить (он всегда объяснял, что она должна сказать), а потом отвез в госпиталь Св. Марии. Он отвез ее туда потому, что бригада «скорой» забирала ее после выкидыша в Главную городскую. Оказалось, что у нее сломано ребро и осколок повредил легкое. Второй раз в течение трех месяцев она рассказала историю про падение с лестницы, не надеясь, что даже студент, присутствовавший при осмотре и лечении, поверит на этот раз. Но никто не задавал никаких скользких вопросов; они просто подлечили ее и отправили домой. Норман все же понял, что ему повезло, и после этого стал осторожнее.
Порой во время ночной полудремы в ее мозг странными кометами врывались какие-то отрывочные образы. Особенно часто это был кулак ее мужа с кровью, засохшей на костяшках пальцев и запачкавшей тисненое золото его кольца Полицейской академии. Иногда по утрам она словно видела слова с этого кольца —