Магией единственного танца она превратила друзей во врагов, и ее ладонь занемела, а пальцы перестали слушаться.
Когда Фред остановился возле фонтана и стал брызгаться, Моника тут же забыла свои беды. Она соскочила с велосипеда и со смехом воззвала к благоразумию брата:
— Только на волосы, Фред! Не мочи мне платье! — сама же, зачерпнув побольше воды, окатила его так, что Фред замер на месте и, изобразив рычание, стал преследовать ее, обещая утопить.
Несколько минут они бегали вокруг фонтана. Спокойствие улочки, навеянное журчанием воды, нарушал их громкий хохот. Моника успела поднять с земли велосипед, запрыгнуть на сиденье и, бешено крутя педалями, пуститься вниз по мостовой, провоцируя Фреда на еще одну гонку.
Магией единственного танца она превратила друзей во врагов. То, что она выбрала Германа, не мог простить ей никто из них, даже сам Герман. А Монике не приходило в голову, что она должна теперь сторониться его и продолжала ритуал совместных собраний, но с ее появлением непринужденность пропадала. Однажды, и недели не прошло с тех пор, после очередного заседания их маленького «клуба», всей компании следовало разойтись по домам. Вечерняя Вена была полна ностальгии, и она проникала в сердце Моники как предчувствие.
У ограды одного из особняков они остановились. Лампа под терракотовым абажуром заливала комнату на втором этаже теплым нежным светом, даря уютное чувство покоя. Там ждала Фреда Стеф. Брат легко перемахнул через изгородь и, словно обезьяна, стал карабкаться по широкому стволу дуба, привычно опираясь на мощные сучья и огромные ветви. Обильная листва скрывала его от глаз родителей Стеф, отдыхающих после ужина в гостиной. Ловко перепрыгнув на миниатюрный балкон спальни, он помахал им на прощанье и исчез в альковах запретной любви.
Теперь они провожали ее: пытающийся выглядеть равнодушным Герман, задумчивый Ромео и занятый какими-то расчетами Патрик. В глазах проходивших мимо женщин читалась зависть к ее многочисленной свите, которая быстро сменялась осуждением.
У дверей дома Каттнеров они стали прощаться, потухшие окна печально смотрели сквозь них.
— Моника, представь, мои пращуры в отъезде, прислугу я на выходные отпустил, и теперь не могу проникнуть в собственный дом: я где-то посеял ключи! — произнес Патрик весело, словно рассказывал анекдот.
— Где же ты переночуешь? — ее сладкий голос обещал ему чашку горячего шоколада и мягкое кресло у камина.
— Не могла бы ты приютить меня?
На втором этаже засветилось окно экономки. Видимо, та услышала голоса и решила встретить хозяев.