Ночью взрывотехники, одевшись, вышли на дело.
«Подложим свинью нашим врагам!» – направились они безлюдной улицей к дому Кошмарова.
Перемахнув через ограду, каждый занялся своим делом – Джонни-Дорофей отвлекал волкодава, убеждая его, что нельзя рычать на своих, а Джинн-Толик искал окно, в которое можно залезть и поставить адскую машину. Как назло, все окна на первом этаже были зарешечены, а одно и вовсе закрыто металлическими ставнями с навесным амбарным замком.
«Дело мастера боится», – применил приобретенные на родине навыки профессионала-медвежатника, и замок упал к ногам. Потянув за створу ставни, он присел от противного скрипа и огляделся, но из дома никто не вышел.
Мари, лежа в постели на втором этаже, грезила о вечно женском! Как она ни пыталась уснуть и забыться, в голове всплывал образ того высокого, стройного парня с васильковыми глазами, которого встретила днем. «Но ведь он нахал, нахал… назвал меня, от одного вида которой трепещет весь Тарасов, Машкой», – зажмурилась она от счастья…
Пусть даже не от счастья, а от его предчувствия, но на душе стало так легко и радостно, что Мари, удивляясь себе, по-девичьи всплакнула в подушку. Ворочаясь в постели, она ощущала в душе какое-то неизведанное ранее чувство. И было оно столь сильно, необычно и приятно, что Мари в смятении закрыла ладонями глаза и засмеялась.
«Господи! Я схожу с ума!» – подумала она, услышав на первом этаже какой-то скрип. Замерев, вслушивалась в тишину ночи, но больше никакие звуки не беспокоили ее и не мешали мечтать.
Вторую ставню Джинн-Толик открывать не решился и, перегнувшись через подоконник, стал шарить по стене рукой, прикидывая, к чему бы незаметно прикрепить взрывчатку.
В этот момент его ладонь наткнулась на какой-то предмет, и он стал соображать – что это такое.
«Санта динамитто! – обрадовался взрывник. – Да ведь это часы, – повозившись, он снял с гвоздя механические ходики с кукушкой. – Само провидение мне помогает, – вставил тротил за жестяную панель часов. – Ага! Первый час ночи», – глянул на стрелки и, поколдовав, выставил время взрыва в двенадцать дня.
Водворив часы на место, резко закрыл ставню, успевшую только хрюкнуть, и навесил амбарный замок.
– Уходим! – велел напарнику, сидевшему в обнимку с псиной.
– Помни, что собака – друг человека, – постучал по плоскому шерстистому лбу своего коллеги Джонни-Дорофей, поднимаясь с земли и направляясь к кирпичному забору.
– Опаздываем, цигель… цигель, ай-люлю, – торопил друга Джинн-Толик.