Сразу стало комфортно и сухо…
Легкий, ненавязчивый запашок веял от недельного трупа… Все блаженно дышали свежим воздухом, и жизнь казалась прекрасной и бесконечной.
– Явное самоубийство, – сделал вывод следователь, разглядывая безголовый труп.
– Это как пить дать! – подтвердил Барабас.
Лишь один Мишаня засомневался:
– А как же голова от него за километр оказалась?..
– Закатилась! – был ответ прокурорского работника. – Кстати. Где она сейчас?
– У меня в сторожке под лавкой лежит… И записка еще…
– Дайте-ка сюда предсмертную ксиву, – протянул руку следователь и глубокомысленно прочел:
«Козел! Фиг найдешь свою гармонь».
– Все ясно, – спрятал записку в карман. – Взяв гармонь, он пошел в Гадюкино на свадьбу, вспомнил, что забыл побриться, решил сделать это в пути и случайно…
– … Отрезал себе голову, – хлопнув в ладоши, закончил версию Барабас. – Все сходится.
– Точно! – поддержал их Мишаня. – Когда дошел до этого места, вспомнил, что идет без головы, и упал под елку…
– Издеваешься?! – строго глянул на него следователь. – Как же он вспомнил, если на нем головы с мозгами не было?
– Мозги и голова – это разные вещи, порой даже несовместимые… – стал философствовать Мишаня. – Вот, к примеру, товарищ Барабас…
Но, увидев огромный кулак, решил еще поработать над версией.
– О-о-о! Смотрите-ка. Лошадиные следы, – упал на колени следователь и стал фотографировать след. – Явные подковы отпечатаны.
– Только лошадь почему-то ходила на двух ногах… – отметил следопыт Мишаня – кое-чему он успел поднатаскаться в лесу.
– А цирк в Шалопутовку на гастроли не приезжал? – полюбопытствовал следователь.
– А может, он грыбами отравился? – с надеждой произнес Барабас.
– Или несчастный случай… – поддержал прапора-лейтенанта Мишаня. – Резал хлеб, рука сорвалась… и…
– Или болезнь какая?.. – нудил Барабас. – Отрезная малярия, там…
– А может, инсценировка убийства?.. – вел свою линию егерь.
– Сейчас пойдем к тебе в сторожку, исследуем голову и сделаем вывод, – принял решение следак. – А ты, Барабас, освободи подозреваемого, и вместе с ним тащите останки к уазику.
– Не-е, товарищ следователь, так не пойдет, – стал пререкаться прапорщик-лейтенант, усвоивший для себя: «Там, где начинается авиация, кончается дисциплина, а где появляется милиция, происходит бардак». – Ща Евсея освобожу и пошлю его за шофером, а сам – с вами. Ибо моим начальством велено: от вас ни на шаг.
Подняв ветки, глянули на покойника.
Одной рукой Митяй сжимал пустой стакан, а другую –держал в форме кукиша.
«Это, видать, по поводу одолженной десятки», –взгрустнул Мишаня. В сторожке у егеря опять фотографировались с головой, потом вышли на улицу, так как откуда-то с потолка упал без сознания дятел и напугал следака. Там, на фоне головы, запечатлел себя прокурорский чин. Следом, положив на макушку кулак, – бывший прапор, потом, делая вид, что дает щелбан, – Мишаня.