Разве так бывает? Чтобы одно слово так сильно изменило мою жизнь?! Случайно сказанное слово?!
Неужели… действительно судьба? Я бы уже ничему не удивился.
А тогда… еще раздумывал, сомневался, не решался, едва не упустил, не потерял.
Но не упустил, не потерял, сделал правильный выбор. Осталось похлопать себя по плечу и сказать «Молодец!». Если бы только не эта ответственность… За нее. За себя. Перед ней. Перед собой…
Что будет с моей девочкой, когда меня не станет? Кто позаботится о ней? Кому будет не все равно?
Этот вопрос, как и многие другие, оставался без ответа…
март 1999 года, Калининград
Конференция как раз подходила к концу, когда журналистка местной газеты задала ему этот вопрос.
Казалось бы, совершенно обычный, такие задают многим почти всегда. Но задали именно ему. И именно сейчас. Когда он находился в Калининграде. В городе, который даже по прошествии лет воспринимал лишь как город, навсегда изменивший его жизнь.
И это тоже сыграло немалую роль в череде тех поступков и действий, на которые он пошел.
Вспомнить этот вопрос и воспроизвести его дословно он мог даже спустя время. А в ушах спустя годы стоял звонкий, казавшийся очень громким в толпе внезапно замолчавших журналистов женский голос.
— Олег Витальевич, как вы относитесь к массовой беспризорности несовершеннолетних детей? И что, по вашему мнению, следует делать с родителями детей из социально неблагополучных семей, ведь они, по сути, и являются той категорией общества, которая рождает этих самых беспризорников?
Он даже снял очки, чтобы рассмотреть журналистку, которая задала злободневный вопрос, всмотрелся в толпу, чтобы не ошибиться и остановил на ней внимательный взгляд.
Невысокая, неяркая, в сером костюмчике и в туфлях на невысоком каблуке. Светлые волосы собраны на затылке в пучок, и это обстоятельство неожиданно вызывает в нем чувство симпатии. Он никогда не любил растрепанные пакли, свисающие вдоль щек.
Задумчиво нахмурился, сведя брови к переносице, и поджал губы.
Вопрос Олег понял и с первого раза, повторять его не следовало, хотя журналистка и попыталась сделать это, не понял лишь, почему его задали именно ему. Он профессор, да, доктор наук, исследователь и известный писатель, но подобных злободневных вопросов в своем творчестве никогда не поднимал.
Хотя, как потом он осознал, стоило. Стоило, и не раз!
Прищурившись, посмотрел на молодую (не больше двадцати пяти!) женщину, наклонив голову набок, та ожидала ответа на поставленный вопрос, вооружившись ручкой и блокнотом и пристально глядя на него.