Назавтра Самойлов со Звонаревым ничего нового не углядели, и только на третий день ментовская удача улыбнулась им золотозубо и осенила своим белоснежным крылом с генеральским лампасом по краю. Все началось тогда как обычно — брюхатых тружениц вывезли на рабочее место и, надо думать, охватили объемом работ, а вот дадо Роман Васильевич не залег в сыновьих палатах до вечера, как всегда, а минут через пятнадцать отчалил на «девяносто девятой» в сопровождении четырех здоровенных ромалэ. Прикинут он был в дорогую светло-коричневую пропитку и лохмушку из бобра и помещался не за рулем, а на переднем командирском месте. Задевая брюхом на ухабах снежные заносы, лайба двинулась по направлению к колыбели трех революций, а тащившийся следом в «жигуленке» капитан Самойлов с бережением достал единственную в отделе сотовую трубу и в целях экономии средств был лаконичен, как древний спартанец.
— Едут в Питер, — доложил он майору Сарычеву.
— Веди его пока сам, в таком снегу он тебя все равно не срисует. По звонку приму его лично, — ответил Александр Степанович и кинулся к коллегам из УБЭПа слезно клянчить какую-нибудь завалящую сотовую трубчонку для себя.
Между тем красная цыганская лайба вырулила на Нижнепетергофское шоссе, затем свернула на юго-запад, и скоро стало ясно, что района Исаакиевской площади ей не миновать. А с неба по-прежнему валил сильный снег, дороги чистить никто и не думал, и майор Сарычев, в душе на самого себя негодуя, гнал своего «семака» на грани фола. Дважды машину весьма ощутимо заносило, после проезда под красный к Сарычеву привязался гаишник и отстал только после демонстрации «непроверяйки», но все обошлось как-то, и Александр Степанович принял «девяносто девятую» в районе моста бедного лейтенанта Шмидта. Тем временем цыганский экипаж вырулил на Средний, по пути затарился в киоске сигаретами и упаковкой баночного «Хольстена» и не спеша двинулся по направлению к заливу. Наконец стало ясно, что ромалэ интересуются гостиницей «Прибалтийской», и вскоре «девяносто девятая» свернула с Кораблестроителей на набережную и остановилась как раз напротив творения шведских умельцев. Снег не утихал, однако Сарычев в мощный, 24-кратный морской бинокль вполне сносно разглядел поджидавшую цыганскую братию машину — это была «бомба» пятисотой серии, темно-синего или черного цвета, с напрочь закопченными стеклами. «Девяносто девятая» припарковалась с ней рядышком, борт к борту, и что произошло — разглядеть не удалось, однако буквально через минуту взревели моторы, и машины начали разъезжаться.