— Так что, — поинтересовалась Аллисон, — каково это — быть не у дел?
Я опустил взгляд на свою тарелку и пожалел, что мясо слишком мягкое — будь оно пожилистее, я бы мог его как следует пожевать несколько минут, прежде чем отвечать.
— У меня теперь много времени на размышления, — сказал я.
— А я думал, для того, чтобы размышлять, нужно иметь мозги, — проговорил Остин.
— Остин, — одёрнула мама, — Джаред сегодня наш гость.
— Спасибо, что напомнила.
В соседней комнате зашелестела газета.
Наконец я не выдержал и задал вопрос, терзавший меня с того момента, как я получил приглашение:
— Миссис Пэйс, надеюсь, вы не станете возражать, если я спрошу... зачем вы меня позвали?
— Чтобы пообедать, конечно, — ответила она.
На помощь матери пришёл Остин.
— В книге по самосовершенствованию, которую штудирует мама, говорится, что мы должны помириться со всеми людьми, которых ненавидим.
— А тебя, — подхватила Аллисон, — мы ненавидим больше всех.
— Ещё фасоли, Джаред? — предложила миссис Пэйс.
В седьмом классе я делал доклад о средневековых пытках: про то, как людей растягивали на дыбе или заключали в «железную деву» — металлический остов, внутри утыканный острыми лезвиями. Думаю, «обед у Пэйсов» мог бы стать органичным дополнением к этому докладу.
Я не отрывал взгляда от своей тарелки, возя в ней вилкой, пока картошка не превратилась в озерцо коричневой каши вокруг острова — куска мяса.
— Послушайте, — сказал я, пряча глаза, — Теневой клуб был ошибкой. То, что мы делали, было неправильно. И я очень сожалею об этом.
— Ах ты сожалеешь? — прогремел позади меня мужской голос. Я обернулся. На пороге столовой стоял мистер Пэйс. — Считаешь, что от твоих сожалений изуродованная лодыжка и шрамы на ногах Остина исчезнут?
— Нет, — проговорил я и заставил себя смотреть ему в глаза, хоть и чувствовал себя при этом полным ничтожеством. — Но я всё равно сожалею.
Мистер Пэйс ушёл, но я продолжал ощущать на себе его взгляд.
— Что-то мне расхотелось есть, — буркнул Остин, со стуком бросил вилку на тарелку, вскочил и кинулся к выходу, лишь на половине пути вспомнив, что надо хромать. Оставил меня со своей мамой, чтобы меня окончательно добила её доброта.
Я быстро доел, вежливо поблагодарил и направился к двери, понимая однако, что не могу вот так взять и уйти. Я обязан был что-то сказать Остину, хотя и понятия не имел что. Я нашёл его в гараже, переоборудованном под игровую комнату — он играл сам с собой в бильярд.
— Ты ещё здесь? — ощерился он и выстрелил в меня шаром, но промахнулся. Либо он был плохим игроком, либо моё присутствие слишком сильно нервировало его. — Чего надо?