.
Однако, при всех своих юнкерских добродетелях, лишь своими собственными силами прусское сельское дворянство никогда бы не смогло превратить страну в великую военную державу. В девятнадцатом веке государство Гогенцоллернов выполнило еще два необходимых для этого условия — выказало готовность принимать на службу иностранцев и сформировало уважение к образованию. Шарнхорост, Гнейзенау и старший Мольтке — все они родились за пределами Пруссии, вышли из рядов протестантского дворянства Северной Германии или образованной буржуазии.
Традиции Генерального Штаба, которые они создали и воплощали в самих себе, способствовали величию Пруссии, так как благодаря им в этой стране всегда задумывались о воздействии социо-экономических изменений на методы ведения войны. В 1866–1871 годах Пруссия нанесла поражение Австрии и Франции не потому, что превосходила эти страны по численности населения, уровню экономического развития или была более современной в социальном аспекте. Она победила, потому что ее генералы тщательнее обдумывали свои действия, и, следовательно, мобилизовали больше солдат, быстрее их перемещали, лучше вооружали и отдавали более разумные распоряжения во время сражений. И если эти генералы были в некотором смысле менее гуманны, чем их предшественники, действовавшие в эпоху реформ, то одна из причин такой перемены заключалась в том, что, в отличие от своих отцов, они были детьми эры позитивизма, а не романтизма. Но и революционные военные преобразования, в которых они участвовали, существенно отличались от предшествующих. Превосходство Наполеона над врагами коренилось в способах организации армии и возбуждения ее боевого духа, а не в более совершенной военной технике. Учреждая прусское гражданство, Шарнхорст и Гнезенау намеревались поэтому, мобилизовав человеческий фактор, направить против французов их собственные идеи. Но к началу 1860-х годов технические новшества индустриальной революции внесли новаторские элементы и в ведение войны. Намного проще было поверить в то, что победу можно одержать при помощи связанных с техникой средств, которые совершенно не принимали в расчет гуманистические и даже демократические концепции ранних реформаторов[346].
Во время Первой мировой войны, положившей конец викторианской Европе, Британия и Германия выступили как главные силы в противоборствующих коалициях. Война дала им возможность проверить на деле свои военные системы, которые в обеих странах несли глубокий отпечаток аристократических традиций. На самом нижнем уровне системы эти имели много общего. Молодые аристократы обеих стран сражались, проявляя исключительную даже в военное время храбрость и самоотверженность. Поступая так, они не только хранили верность семейным традициям, но и бессознательно подтверждали присущие их классу притязания на лидерство в той сфере, где аристократия по-прежнему держала марку. На всех прочих уровнях действие двух военных систем было разительно несходным. На тактическом уровне прусско-германскую систему отличал больший профессионализм, гибкость и способность предугадывать ход событий.