Аристократия в Европе, 1815–1914 (Ливен) - страница 213

.

Даже если утверждения Винера полностью справедливы, они, однако, в большей степени направлены против английского среднего класса, а не против аристократии. Несомненно, английские землевладельцы обладали меньшей предпринимательской активностью, чем силезские помещики и даже юнкеры, а их вклад в культуру был незначительным по сравнению с достижениями русской аристократии. Но английская аристократия являлась прежде всего классом, державшим бразды политического правления, и эту свою роль в период викторианского перехода к демократии она исполняла с завидным мастерством и реализмом. Правда, в эдвардианский период некоторые аристократы начали испытывать определенные опасения относительно собственных «достижений», но даже если брать в расчет консервативное меньшинство, так называемых «твердолобых», их непримиримость основывалась на концепциях, которые ни в коем случае не являлись всецело реакционными или эгоистичными. Как утверждал герцог Бедфорд: «Никакого иного места для Великобритании, кроме первого, я не признаю». Это заявление отражает надменный патриотизм викторианской и эдвардианской англии, присущий всем классам этой величайшей империалистической державы. Учитывая подобные убеждения, чуть ли не безумная тревога пэров-консерваторов относительно военной неподготовленности Британии и нежелания ее народа нести бремя налогов и воинской повинности, была не лишена оснований. Лорд Денби задавался вопросом, «готов ли народ Британии безучастно взирать на то, как империя превращается в два острова, на которых мы живем, да несколько колоний, разбросанных по свету». Если же нет, добавлял граф Селборн, тогда народу придется заплатить необходимую цену за осознание того, что, «если Британия собирается в будущем оставаться в одном ряду с США, Россией и Германией, мы должны разуметь под Британией не Соединенное Королевство, а Империю». Вложив много душевных сил и пролив немало крови во имя Империи в течение двух мировых войн, британская элита направляла процесс деколонизации с достойным восхищения здравым реализмом, во многом связанным с теми образцами прагматических уступок, на которые в свое время шла викторианская аристократия[414].

Обвинения, выдвинутые против юнкеров, намного более серьезны, чем ответственность за снижение экономического роста. Согласно мнению некоторых влиятельных историков, именно на высшем классе Пруссии лежит основная ответственность за поражение демократии во Втором Рейхе, развязывание Первой мировой войны и приход к власти нацистов. Во всех этих обвинениях есть определенная доля истины. Дух юнкерства был всецело авторитарным и милитаристским. Прусские аристократы были отнюдь не единственными антидемократами и милитаристами в императорской Германии, равно как не были они и наиболее убежденными империалистами, но они, несомненно, внесли существенный вклад в создание преград для демократизации и в возникновение общественного климата, при котором правители Германии в 1914 г. избрали войну. По сравнению с аристократией Англии или Западной Германии, юнкеры представляли существенную опасность: они были слишком многочисленны, слишком несговорчивы и пустили слишком глубокие корни в «своем» государстве Гогенцоллернов, чтобы легко отойти на обочину. Более того, основные пути приспособления юнкеров к действительности — а именно, военный профессионализм и тактика непримиримой борьбы парламентских группировок — отнюдь не способствовали миру и стабильности как в Германии, так и во всей Европе.