Как тот актер, который, оробев,
Теряет нить давно знакомой роли,
Как тот безумец, что, впадая в гнев,
В избытке сил теряет силу воли, —
Так я молчу, не зная, что сказать,
Не оттого, что сердце охладело.
Нет, на мои уста кладет печать
Моя любовь, которой нет предела.
Какая главная фраза театра, хочу я тут спросить. Фраза-символ, начало, правда… Какая?
Правильно — НЕ ВЕРЮ!
Вот и я не поверила. И не верю до сих пор.
Моя дочь говорит мне:
— Какая же ты счастливая. Сколько всего ты видела. Горбачёва видела (видела, да, близко-преблизко, на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве), Ленина видела (ну понятно, пионеркой водили в Мавзолей), Чижика видела (джазовый пианист), опять же, стеклянную чернильницу видела, мухобойку, стиральную доску, счеты…
— Ну что ты… Ничего я не видела. Коромысло, например. Динозавров…
В среду 2 января из подъезда вывалился, практически выпал, Михалыч. То ли сонный, то ли в похмелье, с мятой рожей, всклокоченный, как-то не по сезону одетый, мутными глазами оглядывает двор: все тает, течет, капает. — Э! — зовет меня Михалыч.
— Ну? — откликаюсь я.
— Он был?
— Кто?
— Агр… АрГАмедон! — выдыхает Михалыч. — Был.
— Выжили?
— Да.
— Все?
— Да.
— И эти? — Михалыч неопределенно машет в сторону и вверх.
— Да.
— Э-э-эх… — крякнул Михалыч и махнул рукой, — только обещают…
Баба Валя приходит к знакомым моим убирать. До недавнего времени она работала, как она сама говорит, техническим сотрудником в нашей Черновицкой мэрии. То есть убирала она там. Чисто, на совесть.
Моет окна и бормочет:
— Ну от, значит, наш Мыкола Хфэдоровыч, наш мэр. Бувший. Он жеж перед юбилеем города так все прыбырааал, все ремонтиииирувал — кожный куточок! И домаааа, и дороооооги, и шкооооолы, ну все. И я сама иду з работы, гордюююся! А гостив, помню, понаехало! И все «Париж, Париж». И еще… Это… Как ево… Ну шо много в нас национальностев живет себе поживает и нэ бьються друг з дружкою. Даааа. Ооот. Ну и те чиновники — шо?
— Что?
— А шо? Позавидувалы! Пришли до нас у мэрию. И гэть знялы нашего Мыколу. И даваааай туды скакать по очереди… Скочут и скочут.
— Куда? Куда… «скочут», тетя Валя?
— Та ж в кресло мэрово. То одын, то другый, то трэтий…
— И что?
— А ничо! — Тетя Валя решительно закрыла вымытое окно. — Завэлыкэ кресло то для ных! Выпа-дують!
Маленькая Юля объясняет друзьям:
— Для женщины «бюст» — это большая грудь. Для мужчины — маленький памятник.
Когда он что-нибудь рассказывает, то вроде как играет спектакль одного актера. Но очень нудный спектакль. Со мхатовскими паузами.