— Ну наконец-то! А то все лето тихо-тихо, можно ведь с ума сойти, так было без них тихо…
Так что, доверяя ей, завороженная, я слушала и кивала, кивала, кивала… Словом, что-то пообещала. А мои родители научили меня выполнять свои обещания. Ну и пришлось придумать это «ухх!». Не сразу, конечно, но я придумала. И назвала это Экспериментальный театр тинейджеров «Трудный возраст».
Ну что можно сделать с коллективом шестнадцатилетних-семнадцатилетних, когда есть репетиционный зал, есть сцена, совершенно нет денег, есть много старых станков из ДСП, из которых можно выстроить что угодно? Что можно сделать с коллективом довольно продвинутых ребят — это было одно из последних поколений, которые читали без принуждения и с удовольствием, иногда тайно ночью, иногда прямо на уроке, держа книгу на коленях? Ну что — фантастику, конечно. Ясно, что надо было ставить фантастику. За лето я написала «Солнечный синдром» — пьесу по мотивам рассказа Рея Брэдбери «Все лето в один день». Правда, мотив там был еле-еле слышный, но был. Я специально его напела детям, этот мотив. Чтобы эта шестнадцатилетняя орда мне поверила.
Родители актеров обрадовались, хотя некоторые говорили, мол, мы не совсем понимаем, что это такое будет, но это классно. Начальник ГАИ, папа десятиклассницы Кати Даньковой, проникся и оделил нас крутыми серебристыми комбинезонами, присланными по гуманитарной помощи от Канадской службы спасения. Отец еще одного парня сделал нам большие разноцветные кубы, которые как будто были разбросаны по всей сцене каким-то великаном. Все остальное я добывала и выпрашивала сама. С помощью той самой Евгении, директора Дома детского творчества.
В сентябре мы собрались в репетиционном зале, уселись на пол в круг, зажгли свечу и, передавая ее по кругу, рассказывали, во что верим, чего хотим, чего ждем и на что надеемся. Потом я прочла пьесу и после двух месяцев подготовительных учебных занятий роли были распределены и репетиции начались.
Интересно, что пьесу эту я ставила трижды, с разными поколениями детей. И каждый раз я ее переписывала. Переписывала специально для новых участников с учетом их характеров, внешности, их умений и талантов.
Короче, там, в этой моей пьесе, было так. Пятнадцать детей, пятнадцать гениальных пяти-шестилетних детей были отобраны из тысяч оставшихся на негодной для жизни Земле и перевезены на ближайшую к Земле планету, чтобы там развивать их способности. На планете дети живут вместе, но каждый в своем боксе, встречаются только на лекциях.
Каждый ребенок — понятно, что именно каждый ребенок — личность штучная, ценная для генофонда Земли, — каждый ребенок учился той науке, которой собирался заниматься всю свою сознательную жизнь. Каждого ребенка готовили практически к подвигу во имя возрождения человечества. И если вдруг оказывалось, что, взрослея, ребенок не давал тех результатов, которых от него ждали взрослые, ниоткуда появлялись так называемые чистильщики, туманные существа в черных длинных плащах с огромными капюшонами, без лиц, ни хорошие, ни плохие, стерильные, словом, ни-ка-ки-е. Появлялись ниоткуда, из глубины сцены, как будто всегда там стояли — так оно и было, они действительно стояли там, сливались с задником, а потом отделялись от него (я выставила там дополнительные световые прострелы, именно они давали эффект ниоткуда появляющихся теней). Эти ни-ка-ки-е, бесчувственные, не зная, не ведая ни жалости, ни сострадания, холодные, в абсолютном смысле слова, существа-тени равнодушно, дисциплинированно, аккуратно уводили детей за плечи к себе — в ни-ку-да, безошибочно и точно определяя кого. Многие, кто смотрел эти спектакли, и до сих пор спрашивают, куда чистильщики их уводили. Что там с детьми происходило, как там было — никто не знал, даже не догадывался. И дети, живущие на этой планете без имени, под каким-то условным номером, чистильщиков очень боялись. Пьеса была написана в 1998 году. И только потом, когда спектакль в 2005-м игрался уже третьим составом, мои дети, прочитавшие к тому времени «Гарри Поттера» Дж. Роулинг, стали между собой называть чистильщиков дементорами — зыбким воплощением страха, лишающим воли и памяти одним своим взглядом и леденящим дыханием. Возможно, и наши чистильщики были как раз из этой же братии чудовищ и монстров, только не сказочных, а скорей фантастических, призванных на службу новой цивилизацией. Ведь говорят же, что все, созданное нашим воображением, должно где-то существовать.