Последнее слово она выговорила с трудом. Доктор смотрел на нее спокойно и заинтересованно. Впрочем, как всегда. (Порою под его взглядом Настя чувствовала себя лабораторным зверьком.)
— И что именно вам приснилось? — спокойно уточнил доктор.
— Что мой муж — жив, — ответила Настя. — А я… родила ребенка.
Он кивнул. Подождал немного и, поскольку она молчала, осторожно уточнил:
— Вам тяжело об этом говорить?
— Да, — тихо обронила она.
— Если хотите, мы можем отложить этот разговор.
Настя несколько секунд размышляла, затем покачала головой:
— Нет. Я смогу. Смогу сейчас.
Доктор Макарский кивнул:
— Хорошо. Хотите, чтобы я задавал вам вопросы?
— Нет. Лучше я сама расскажу. Мне приснилось, что мы с мужем заходим в кафе. Так же, как в тот день. То же кафе, та же улица, те же звуки и запахи…
Настя говорила медленно, не потому что продумывала свои слова, а потому что ей требовалось время, чтобы преодолеть боль, волнение и страх, которые слипшимся комком стояли у нее в груди и горле, мешая говорить, мешая думать.
— …Потом, когда мы только что позавтракали, поели блинчики, я села на диван и почувствовала… — Настя прервалась, чтобы облизнуть пересохшие губы. — Почувствовала, как у меня отошли воды.
Она сделала паузу. Доктор продолжал молчать с выражением вежливого внимания, давая ей возможность выговориться.
— Я чувствовала, как вода льется по моим ногам. И я почувствовала схватки. Настоящие!
Макарский снова кивнул.
— Вы принимаете препарат «Стиксовит», который я вам прописал? — уточнил он.
— Да. Регулярно.
— Хорошо. Этот препарат держит вас на плаву, не дает провалиться в мир фантазий.
— Да, вы об этом уже упоминали. В тот день, когда я рассказала вам о своих галлюцинациях. — Она грустно усмехнулась. — Спасибо, что называете их «фантазиями», доктор. Это не совсем верно, но зато очень тактично. А что касается лекарства, то оно работает. Мне с ним легче. Действительно легче. Депрессии почти нет. И оно помогает мне уснуть. Вы же помните, какие бессонницы меня мучили.
Макарский помолчал.
— Говоря по совести, — снова заговорил он, — вас угнетает не реалистичность сна, а необходимость пробуждения.
— Да. Наверное.
— Видите ли… — Он говорил медленно и раздумчиво. — Очень часто наши сны — порождение наших фантазий и ожиданий. Они — что-то вроде тени, которую отбрасывает реальность. Иногда эта тень черная, иногда — белая. А иногда, как в вашем случае, ее можно назвать «цветной».
— А возможен ли обратный фокус? — спросила вдруг Настя.
Макарский слегка опешил.
— Какой? — не понял он.
— Чтобы вещи из сна проникли в настоящую жизнь?