И вдруг она сама нашла тебя, обрушилась на голову золотым дождем, и теперь тебе страшно. Ты ведь никогда не верила в сказки, не ждала даже, что спасти тебя из опостылевшего болота явится какой-нибудь прекрасный принц. Знала, что у твоих потенциальных принцев брюшко, лысина и толстый кошелек, а вытаскивать из грязи нужно саму себя за волосы, как барон Мюнхгаузен. За что, за какие такие заслуги судьба решила вот так над тобой поглумиться, преподнести на блюдечке этот мелодраматический финал, как будто списанный из мексиканского «мыла»? Какой подвох она тебе готовит?
— Подожди, я не понял. Так ты согласна? — настойчиво повторил Эд.
Что за глазищи у этого мальчишки! Робкие и нахальные, честные и лукавые одновременно. Смотрит на меня, и все мои сомнения и страхи улетучиваются из головы, и я ничего уже не помню, почти не существую. Я — часть его, как ладонь или ступня, и сама мысль о том, что мы можем быть не вместе, кажется абсурдной — не разлучишь же человека с собственной ногой.
— Ты согласна? — произносят его губы, почти касаясь моей щеки, опаляя горячим дыханием.
И в животе у меня взрывается бомба, я тянусь к нему и шепчу в эти самые губы:
— Согласна, согласна, согласна…
Ночное небо кренится и валится на нас, и мы стоим, вцепившись друг в друга, придавленные его тяжестью, и не смеем перевести дыхание.
— Знаешь, — говорит он, играя моей ладонью и глядя куда-то мимо. — Я теперь понял, что ты была права. Что справедливость — не самое главное в жизни. Я вот сейчас это понял, потому что по справедливости я тебя не заслужил. Я ведь ничего особенного, ничего хорошего в жизни не сделал… А ты все равно у меня есть. Мне тебя авансом дали, понимаешь?
— Понимаю, — шепчу я, — думаю, что понимаю.
— И мама… Как она сказала этой женщине: «Прости меня!» Ведь она перед ней не виновата, она вернула то, что та у нее отняла, это было правильно и справедливо, а она все равно попросила прощения. И меня тогда как будто по голове стукнуло. Справедливым быть легко, это ничего не стоит. Куда труднее научиться прощать, быть… как это… я забыл по-русски это слово…
— Милосердие? — подсказала я.
— Да! — обрадовался он. — Оно важнее. Милосердие важнее справедливости! Завтра я пойду к маме и скажу, что мне неважно, за кем она была замужем и почему сидела в тюрьме. Я все равно люблю ее, потому что она моя мама. Она носила меня на руках, пела мне колыбельные, мазала йодом разбитые коленки… И что бы ни случилось между нами, этого никто у нас не отнимет. Она навсегда останется для меня мамой — самой любимой на свете. И я сделаю все, чтобы она была счастлива. Постараюсь найти общий язык с Евгением, если для нее это важно. Вот с завтрашнего дня и начну!