— Как не стыдно, сопливка малолетняя, он же тебе в отцы годится, — громыхала Наталья.
Я что-то совсем потеряла нить происходящего. Кто годится мне в отцы? Эд, что ли? Что за злобную околесицу несет эта кентавриха?
— Думаешь, я не видела, как он ошивался около твоего номера? — продолжала Наталья. — Поскребся, поскребся, ты и впустила? Говори, тварюга, где он? Куда вы с ним любезничать таскались, а?
— Так вы про Евгения Владимировича, что ли? — уяснила наконец я. — Что за бред вообще?
— Ты мне лапшу-то на уши не вешай! — не унималась ревнивая супруга. — Я ж видела, как он вчера все с тобой о чем-то шушукался, а сегодня его уж третий час в каюте нету. Думаешь, я дура совсем?
— Ну, этого я не знаю, — все еще пыталась вывернуться из ее лапищи я. — А только претензии ваши уж точно не по адресу. Ваш драгоценный муж заходил ко мне спросить про мою начальницу, про пассажирку, у которой я работаю ассистентом, только и всего.
— Какую такую начальницу? Какую пассажирку? — Наталья озадачилась, но пальцев на всякий случай не разжимала. Должно быть, у меня на руке остались уже синяки от ее хватки.
И, словно нарочно, вдалеке, в другом конце палубы, показалась Стефания. Она быстро, ни на кого не глядя, судорожно комкая в руках шелковый шарф, шла в сторону своей каюты.
— Какую начальницу? Отвечай, сучка, а то сейчас все космы повыдергаю, — сипела Наталья.
И я, чтоб только освободиться от нее, махнула рукой в сторону синьоры-примадонны:
— Да вон ту! Вон она идет, видите?
Мне удалось наконец высвободить руку, и я принялась растирать онемевшее предплечье, искоса наблюдая за рассвирепевшей бабой. Та уставилась на проходившую вдалеке Стефанию сначала с хмурым изумлением, но чем дольше вглядывалась в силуэт женщины, в ее походку и движения, тем сильнее изменялось ее лицо, проиграв в конце концов всю гамму человеческих чувств от недоверия до ужаса. Она непроизвольно попятилась, с размаху впечаталась спиной в перила и выговорила посиневшими губами:
— Светлана…
…
Солнце плавится на коже, горячим пятном ложится между лопаток. Уткнуться носом в гальку и вдыхать едкий лекарственный запах водорослей — глубже, глубже, пока не закружится голова. Что-то льется на спину, сильные мягкие руки принимаются растирать крем, гладят, ласкают.
— Ты сгоришь, горе луковое, — вздыхает она, продолжая нежно массировать кожу. — Дай хоть кремом намажу.
Тяну сонно:
— М-м-м… Спасибо, дорогая.
Она ревниво произносит, продолжая гладить меня:
— И как тебе удается не толстеть? Ешь ведь что попало. Вот же фигура досталась. Вечно тебе везет!