— Не завидуй, подруга! — беззаботно отшучиваюсь я.
— Чего завидовать-то, — с каким-то странным ожесточением произносит она. — Тебе что дано, ты того удержать все равно не умеешь. А уж я что схвачу, то не упущу!
Сверху ложится тень, закрывая меня от горячих лучей. Ласковые ладони исчезают, вместо них на спину падают холодные капли. Вздрагиваю. Он опускается рядом, прижимается боком, мокрый, соленый. И кажется, что кожа моя сейчас зашипит. Наклоняется ко мне, завитки влажных волос щекочут шею:
— Что она опять здесь трется? — шепчет. — Шагу без нее ступить нельзя, везде суется.
Тяну лениво, не открывая глаз:
— Пусть трется. От нее невозможно отвязаться, ты же знаешь.
Влажные губы касаются моей скулы. Удивительно — казалось, солнце раскалило меня до предела, а вдруг делается еще жарче.
— Может, она извращенка? Ей что, нравится смотреть?
Извиваюсь под его ладонями, целую впадину под ключицей. Соленая кожа щиплет потрескавшиеся от солнца губы. Мы движемся синхронно, слаженно, как пара танцоров, чувствуем друг друга с полувзгляда — годами отлаженное взаимопонимание. Но странно — от этого не становится скучно или пресно, наоборот…
— Да плюнь ты на нее, — шепчу, задыхаясь, — не обращай внимания.
— Или она влюблена в тебя, а? Прилипла, как тень.
— Вот именно, тень. Ее нет, забудь про нее.
— Первый отпуск за столько лет, и тот…
— Помолчи, — закрываю ему рот поцелуем.
— Вода… Парное молоко! — раздается над нами Ее бодрый голос.
Он, чертыхнувшись, отпускает меня. Я переворачиваюсь на спину, выразительно смотрю на Нее из-под ладони. Но Она словно не замечает, стоит надо мной, довольная, белая, пухлая, вытирает волосы полотенцем. Спрашивает вдруг с лукавым смехом:
— Слушай, а этот-то твой, ну картежник, не знаю, как там его фамилия, не объявлялся? Ты ж боялась, как бы он не вызнал, в каком ты санатории, да не нагрянул…
Ну что за идиотка! Если бы взглядом и правда можно было испепелить, от нее бы сейчас горстка пепла осталась.
— Что еще за картежник? — Он мрачнеет.
— Да как же. Есть там один, бессменный почитатель таланта, — как ни в чем не бывало, беспечно отвечает она. — Влюбился в нашу красавицу до безумия, всю гримерку вениками завалил. Говорят, красавец, я его сама-то не видела, правда. А она тебе не рассказывала, что ли?
Он отстраняется от меня, садится на лежаке, обхватив руками колени, смотрит в сторону. Я подаюсь к нему ближе, обнимаю за плечи, шепчу:
— Это все шутки, наш местный юмор. А он… У меня с ним и не было ничего. И вообще он женат.
Он обрывает раздраженно:
— Все ясно. Не пойму только, чего ты оправдываешься. — Дергает плечом, сбрасывая мои руки, поднимается на ноги. — Я за мороженым. Кому брать?