Тони повесил полотенце на крючок, включил воду и, стоя рядом с душем, ждал, пока она нагреется. Намылив лицо, он задал вопрос, который мучил его еще со вчерашнего вечера:
— Ты ей позвонишь?
Нино снова грыз ногти.
— Да. Я должен ей кое-что сказать.
— Что?
Нино понизил голос и приблизился к нему, даже намочив носки кроссовок.
— Сегодня утром я ходил в архив…
Тони замер, отложив мыло в сторону.
— Ты шутишь? И?..
— И ничего.
— Что значит ничего?
— Дела Дома нет. То есть оно есть, но пустое.
— А где же то, что было в нем прежде?
— Без понятия. Либо это какая-то ошибка, либо… оно в другом месте.
Тони взволнованно посмотрел на друга. Тот улыбнулся ему и вышел.
* * *
Стоя под душем, Сириль повторяла текст своего выступления. Речь о достижениях клиники ей предстояло произнести перед американскими представителями — Деброй Гибсон из компании «Фарма Этике» и Жозе Бартоном из лаборатории «Меркс». На обеде будет присутствовать бухгалтер, чтобы разъяснить некоторые вопросы и детали, но в целом вся ответственность за успех этой встречи лежала на Сириль.
Она открыла горячую воду и направила струю себе на лицо, представив, что это тропический дождь. Через три недели она отправится на остров Морис. Пока что ей в это не верилось.
«У тебя огромные проблемы, старушка».
Хорошо, она страдала амнезией. Если вспомнить рассказ Нино, выходило, что ее частичная амнезия включала срок от трех недель до нескольких месяцев. В ее жизни произошло что-то, что повлияло на нее в этот период. Сириль заставляла себя по крупицам собирать воспоминания того времени. Ей следовало совершить путешествие в прошлое, чего она не делала вот уже много лет: это напоминало ей о том отрезке времени, который она как раз хотела бы забыть.
Она заставила себя вслух произнести все, что помнила, громким голосом, как будто находилась на приеме у психотерапевта.
— Во-первых, я помню дежурства в палатах для изолированных буйных пациентов, которые меня ужасали. Во-вторых, помню последние экзамены, завершающие двенадцать лет моего обучения. Их я скорее провалила, поскольку у меня больше не было сил на все это.
В-третьих, она отчетливо помнила свою свадьбу, сыгранную тайком в мэрии седьмого округа. Свадьба состоялась уже через месяц после того, как она переспала со своим преподавателем нейробиологии. Поначалу он казался ей слишком взрослым, но при этом был необыкновенно соблазнительным и остроумным. В-четвертых — авария, в которую попал Бенуа. Она не отходила от его кровати ни на секунду и представлялась всем, как его законная супруга. Затем было восстановление и частичное выздоровление. Приглашение Бенуа поехать вместе с ним на конгресс в Бангкоке — первый конгресс Сириль — в октябре двухтысячного года. В-пятых, был собственно конгресс. Бенуа рядом с ней и Бенуа в окружении коллег кардинально отличался. Сириль вспомнила, как оказалась не в состоянии выносить присутствие этих «шишек», считавших ее либо расчетливой девицей, либо интриганкой, либо и тем и другим одновременно. Она отказалась от посещения одного ужина, затем второго, третьего… и по вечерам Бенуа видел ее растерянной и жалкой, плачущей в отеле от бессилия. В-шестых, однажды утром она собрала свои вещи и ушла, хлопнув дверью. О том, что произошло после этого, не знал никто, кроме нее самой. И никто никогда не должен был об этом узнать. Сириль могла хранить эти воспоминания лишь в самых потаенных уголках памяти — лишь в этом случае она не чувствовала никакой угрозы для себя. Она уединилась в небольшом отеле «Хао Сан Роуд». Она не хотела становиться врачом, хотела быть свободной и просто жить, заниматься музыкой… или чем-либо другим, неважно даже чем.