— Что тебе сегодня снилось?
И растерянность медленно перетекает в глухой гнев.
— Какая разница? Мне ничего не снится.
— Давно?
— Всю жизнь.
— Такого не может быть, — радостно рубанул он воздух пальцем, словно раскусил страшнейший обман человечества.
— Хорошо, не может! Просто я не хочу обсуждать свои сны!
— Почему?
— Чёрт, Максимилиан! — взорвалась я прямо на глазах у немолодой четы.
Он резво перекрыл мне дорогу и шлёпнул двумя пальцами по губам.
— Не богохульствуй, — мягко укорил меня долговязый.
И вот он уже сбил заготовленный поток отборного гнева, я осталась с беспомощным желанием врезать ему. Долго пришлось парализовано дёргаться, прежде чем острая мысль вернулась:
— Прошло две минуты, а я уже считаю тебя невыносимым!
— Такое случается…
— Да помолчи ты!
Я рванула вперёд, оставив чёрного полисмена далеко позади. Нагнал он меня, разумеется, быстро, пристроился сзади молча — способен адекватно реагировать на человеческие слова, значит, не всё так запущено.
В очередной раз приходится досадливо вздыхать, что так легко выхожу из себя. В этом снежном коме всего хватает, но только не верующего психопата.
Очень медленно Максимилиан пристроился сбоку — теперь перед глазами маячат его чудные руки. Мутация, можно сказать, обыденная, но что-то не позволило удержать язык за зубами:
— Откуда это у тебя?
— О, это с моей родины, — довольный, расправил полицейский перепонки. — Я был рождён в Сеферане, прожил там двадцать один год.
— Поговаривают, что ты всё врёшь, — скептически приподняла я брови.
— Мне стыдиться некого: я говорю истинную правду.
— Никаких доказательств, разумеется, нет?
— Доказательств… — с упоением повторил Максимилиан, — люди погрязли во лжи: ложь, враньё, выдумки. Теперь сложно даже имя своё произнести, чтобы с тебя не стребовали доказательств. Я запрещаю себе лгать, быть может, так в мире станет хоть чуть-чуть больше правды.
— От одного человека…
— Но не могу же я заставить говорить правду сотни, — отшутился чудак и провёл рукой по бусам из крестов.
Надо полагать, с таким персонажем в Гаваре живётся нелегко… Занятно, любопытно, но нелегко. Ещё от него веет добром, однако самым иррациональным образом это кажется противным… Непонятно, что с нами случилось, и что стало тому виной.
12:23
Харон околачивает порог дома Энгриля, надвинув на лоб шляпу, которая, впрочем, не скрывает его синяков. Я любуюсь их синевой, с садистским удовольствием представляя, как той твари было больно.
В его ухмылке стало меньше надменности, меньше иронии — им на смену выискались огни, чуть различимый яд. Зверюга не умеет прятать своего лица.