Оказавшись рядом, я не замечаю ни единой серьёзной травмы: мутантка скулит и пытается подняться, но даже не становится нормальной. Дело за малым: схватить суку за волосы и оттащить в участок.
Мы перемещаемся точно в клетку, и мне остаётся только телепортироваться за её пределы. Ослабшая Алиес мешком валится на пол.
— Нож мне под глаз, Винчи! — раздаётся слева.
Там Харон.
Я бы ответил, но силы очень быстро вернулись к мутантке, и та порешила разнести клетку на куски — металл оказался прочным. Чедвер решил героя не строить и со страха вплёл в безумный рёв истеричную ругань.
Так выглядит хорошо сделанная работа. Полицейские услышали и побежали на звук.
28 октября, 7:36
Николай
— Да, люди Леквера взяли лошадей…
— И Хамп им выдал? — удивлённо округлил глаза Сэм, оставшийся за главного в участке.
Тим, судя по всему, занят чем-то важным. По крайней мере, по страшному грохоту со стороны тюрьмы можно судить, что творится что-то серьёзное. И если я ежесекундно кошусь, то кудрявый малец совершенно игнорирует бедлам.
Полисмен вдруг отвернулся в сторону и смачно зевнул.
— Прошу прощения, — вернулся он к блокноту.
— Пустое. Из-за этой хрени? — я указал мозолистым пальцем в сторону источника шума.
— Угу. Целую ночь гремит, сука чёртова! Мы уже и Освальда позвали — он ей лошадиную дозу хлороформа на морду брызнул, а она всё не угомонится!
— Она?
— Забудь, — отмахнулся малец. — Так что там с лошадьми?
Что я хорошо умею, так это быстро выкидывать из головы лишнее. Без этого я бы скопытился примерно в возрасте юноши напротив. Вернёмся к лесорубам:
— Насколько я понял, дали ему листочков — конюх позволил воспользоваться…
— Листочки? — переспросил Сэм в полном недоумении.
— Ты что, не куришь? Это махорка.
— А, ясно… Значит, за махорку Хамп Бартвайер выдал людям Леквера лошадей…
— И они направились за столичными, правда, не знаю куда.
Зато полицейский хорошо осведомлён:
— Они отправились к Сеферану. Их сопровождает Максимилиан.
— Выходит, не зря я в такую рань наведался. Как бы чего не случилось.
— Мы разберёмся, — благодарно кивнул Сэм, делая последние записи. — И об этом, — он указал карандашом себе за спину, — лучше не рассказывать никому.
Чем славится Николай? Ну, он — продавец, у него нет одного глаза, а ещё он любой рыбе фору даст в умении держать язык за зубами. Всякие сплетни разносят бабки, а Николай (то есть я) молчит.
Стоит быть с собой честным: до смерти интересно знать, что же за баба так мечется в клетке ночь напролёт, выдерживая морящую силу хлороформа.
Не, мы умеем выбрасывать из головы мусор.