— Всё-таки едешь? — спросила она звенящим от досады голосом, когда он вернулся из таможни с отпускным свидетельством в руках.
— Еду.
— Ну, так и завтракай, где хочешь!
— Об этом не беспокойся, — ответил Шатилов, потом подошёл к жене, насильно поцеловал её в лоб и сказал. — Наташа, голубчик, я знаю, тебе тяжело, но не легко и мне. Не сердись… Право же и для тебя, и для меня будет лучше.
Она сморщила нос, махнула рукой и только повторила:
— Вот человек, вот человек!..
На пристани, подойдя к окошечку кассы, Шатилов подумал и взял билет первого класса. Разница в трёх рублях между первым и вторым классом казалась ему слишком незначительною, и в то же время до страсти хотелось, хоть на время, очутиться в обстановке, среди которой ничто не напоминало бы ни о своей, ни о чужой нужде. На пароходе тревожное состояние всё-таки долго не покидало его, и успокоился он только тогда, когда выпил две рюмки водки и поел. Разговор сидевших на другом конце господина и дамы уже не казался неуместным, и улеглось чувство брезгливости к больному соседу. Глядя вслед лакею, уносившему прибор, Шатилов думал:
«В сущности, я ужасная скотина, и больше ничего. Выпил, поел и уже чувствую себя веселее. Весь, весь решительно зависишь от того, сыт ты или голоден, здоров или болен физически и нравственно. Машина — и больше ничего. Дай топлива и смажь — едет, не дай, — чёрт знает, как работает, а если и работает, питаясь ещё старой смазкой, то всё равно через очень короткий промежуток времени непременно станет. Стоит ли после этого бояться смерти? А вот он, наверное, её ужасно боится», — подумал Шатилов и поглядел на сидевшего рядом чахоточного. Больной почувствовал на себе этот взгляд, обернулся и тихо спросил:
— Вам часто приходится ездить по морю? — «Пожалуйста, не отвечай односложно, а поддерживай разговор и не давай мне этим чувствовать так остро своё одиночество и беспомощность», — говорили его выцветшие, грустные глаза.
— Да, довольно часто, — ответил приветливо Шатилов.
— Ну, как по вашему, будет сегодня качать или нет?
— Судя по ветру, немного покачает после того, как пароход повернёт за маяк, но только чуть-чуть и недолго, пока носом снова по зыби станем.
— Мне говорили, что морская болезнь — это ужасная вещь.
— Да, неприятная, только сегодня вряд ли кого укачает.
— Ну и слава Богу, так мне и в городе говорили, я оттого и не поехал на лошадях. Впрочем, больному везде плохо, везде тяжело. Пробыл я лето на кумысе, прибавилось во мне четыре фунта весу, потом заехал домой, там вышли неприятности. Пошла кровь горлом, и всё насмарку. Теперь я сюда, в Ялту. Говорят, климат этот чудеса делает. Проживу здесь до мая и снова на кумыс…