Петрович и Коля отправились прогуляться — по музеям и достопримечательностям. Во всяком случае, так они доложили, заглянув в «командирский» номер. И хотя у Иванова возникли определенные сомнения по поводу истинных целей их предстоящей прогулки по городу, он ограничился предупреждением:
— Смотрите там, аккуратнее…
— Обижаешь, начальник!
— Между прочим, страна мусульманская. Законы шариата в полный рост.
— В каком это смысле?
— В прямом. За внебрачные связи, к примеру, камнями забить могут. Насмерть.
— Эх, командор… — вздохнул Николай почти искренне. — Зачем пугаешь? На внебрачные связи у нас все равно денег нет.
— А за пьянство в общественном месте публичная порка положена.
— Даже иностранцам? — не поверил Петрович.
— Так тебя ж не по паспорту будут пороть. А по заднице.
— Слушай, как они тут вообще существуют? — покачал головой Николай.
— Нам-то что? — напомнил Петрович приятелю. — Мы в музей пойдем.
— В Национальный, — подтвердил тот.
— Не заблудитесь, — пожелал Иванов, закрывая дверь номера.
Ладно, все-таки здесь не портовый Кейптаун, в котором найти себе неприятностей легче легкого. И не Камбоджа, где Иванову как старшему группы пришлось прошлой осенью выкупать своих людей из полиции после большой, основательной драки с голландцами.
Самому Михаилу Анатольевичу предстояла рабочая встреча с человеком, которому агентство поручило обеспечить очередной рейс оружием. Вопрос был, понятное дело, достаточно деликатным, однако способов его разрешения существовало великое множество.
Очевидно, по мобильному телефону до Иванова вчера так и не дозвонились, поэтому приглашение с указанием места и времени встречи было передано через портье, который старательно записал все, что ему продиктовали, и передал по назначению.
— Кстати, вот уже девятый год, как Хартум является городом-побратимом Санкт-Петербурга.
Непонятно даже, как Михаил Анатольевич пропустил появление рядом со столиком нового посетителя — худощавого, не слишком рослого молодого человека, одетого в светло-бежевую рубашку с короткими рукавами и такого же цвета свободные брюки. Дорогие очки и короткая стрижка делали его похожим на профессора какого-нибудь европейского университета. При этом хороший и ровный загар давал все основания предположить, что мужчина провел под здешним солнцем намного больше времени, чем это предусмотрено обычной туристической путевкой.
— Простите?
— Вполне возможно, что этот факт вас не очень заинтересует, — улыбнулся незнакомец. — Но ведь надо же было как-то начать разговор?
Вне всякого сомнения, мужчина был соотечественником Иванова. И дело тут даже не в хорошем русском языке, на котором он говорил, — подсознательная система распознавания «свой-чужой» никогда еще не подводила Михаила Анатольевича.