Гриффиндор победил.
Мы с Ханой приземляемся и обмениваемся традиционным рукопожатием. Мне хочется сказать ей, что я сам не ожидал такого исхода игры, но она слишком угрюма, чтобы тратить на меня время.
Я вымученно улыбаюсь и, переждав волну восторгов, иду к раздевалке. В числе последних, сутулясь и мечтая о том, чтобы снять униформу.
Я спать хочу. Почему я так хочу спать? Задернуть полог на кровати и без толку таращиться на его бордовые складки. Но мне ведь не дадут.
Рон с Гермионой ждут меня на краю поля, с главной трибуны неспешно расходятся преподаватели, даже сюда доносится довольный, немного визгливый смех МакГонагалл. Она редко смеется.
Нет, мне не уйти из ловцов. Но я попытаюсь.
Мне кажется, кто-то смотрит мне в спину; я нервно оборачиваюсь, но поле уже опустело. Тогда я задираю голову вверх — в глаза бьет полуденное солнце, видны лишь черные силуэты учителей, покидающих скамьи. Один из них стоит около парапета, как будто смотрит вниз. Кто это? Я не вижу против света, вскидываю ладонь, приставляя ее козырьком ко лбу, но человек уже отодвинулся от края, я не вижу его. Кто это был? Кому из них захотелось полюбоваться на гриффиндорского золотого мальчика?
Мы выиграли матч.
* * *
— Гарри, ты что, в самом деле собираешься уйти из команды?
— Рон, тебе никто не говорил, что разговаривать с набитым ртом неприлично?
Благодарю, Гермиона. Я успеваю собраться. Мы сидим на обеде, и я без аппетита поглощаю плов, щедро сдабривая его соевым соусом.
— Кто тебе сказал, — спрашиваю я, не глядя. Я знаю.
— Джинни. — Точно.
— И ты решил провести со мной воспитательную беседу? — я очень стараюсь сохранить в голосе дружелюбные нотки, но Уизли поднимает голову:
— Чего ты заводишься с пол-оборота?
— Я завожусь? — Я еще не завожусь, Рон.
— Ты заводишься! Я все понимаю, нервы и все такое, но не забывай, в конце концов, что я вратарь команды и имею право задать вопрос!
— Я уже ответил капитану команды, — я подчеркиваю слово «капитану», — и я не хочу это обсуждать. Думаю, что ты мог бы поискать тему для беседы не только со мной, но и с Гермионой.
При упоминании о Гермионе Рон делается кирпично-красного оттенка и утыкается в тарелку. Она продолжает методично намазывать масло на бутерброд, но нож в руке на секунду замирает. Я знаю, что они не помирились. Рон пытался сделать это утром и получил в ответ прохладное: «Да, конечно». Уважаю гермионину выдержку — теперь он неделю будет танцевать вокруг, добиваясь хотя бы улыбки. К тому же она не заговаривает с ним, только отвечает, если Рон первым обращается.