Та, выслушав вопрос, бледнеет?
— Откуда ты узнал, что я немка?..
Вот она, главная жуть. Честный немец в ужасе от содеянного зла может дойти до отчаяния. Но он дисциплинирован, он не делает зла лично, а только в рамках той Системы, в тисках которой, как правило, пребывает. И он не кается. Ибо каяться должна Система. Честный немец может спасти душу только одним способом: избавившись от Системы, свалив на Систему свой душевный ужас, прокляв Систему. Лично он — невиновен.
Наши же родимые виновны все подряд по самоопределению. Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься. Можно жить в Зоне той или иной Системы, не очень ей доверяя и не очень ею стесняясь. Страдают и гуляют, гадят и каются в такой Зоне вполне индивидуально, часто мешая одно с другим. И Система (сталинская, в отличие от гитлеровской) не пишет на своих знаменах никакого антисемитизма, а при нужде просто попускает его из бурлящего в повседневном быту вечно грязного источника. И каяться Системе не в чем. Если кто и кается, то — в масштабах «грудной клетки». Или клетки лестничной. Каков грех, таково и покаяние. Мы где оставили Иосифа? Перед запертой дверью его бывшего дома, из-за которой несется ругань?
Здесь и подхватим его. Только дверь на сей раз другая. В Москве, в кооперативном доме, при оттаявшем социализме. Что бывает в кооперативном доме, недавно выстроенном? Правильно: текут трубы. Что говорит подмокшая соседка, явившаяся качать права? Правильно, она говорит: «Жидовская морда».
Кстати. Есть мнение, что Советская власть испортила русских людей «квартирным вопросом». То есть сделала всех соседями, а существа более опасного, чем сосед, нет в природе. Мнение необъективное и неполное. Советская коммуналка действительно сделала всех соседями, но среди соседей столько же добрых людей, сколько злых. Между прочим, с Иосифом Коренблюмом познакомилась Татьяна Копылова, а потом и подружилась, — когда они оказались соседями по этому самому жил-кооперативу на Бережковской набережной.
Однако мы чуть не забыли о «витальности». О пресловутой еврейской живучести, перед которой, как перед загадкой, стоит в недоумении русский человек.
Вы думаете, что он, стоя перед этой загадкою, и впрямь соображает, что она еврейская? У меня есть на этот счет некоторые сомнения. То есть и «жидовская морда» у него наготове, и воробьи в «жидятах» ходят, и «воду выпили жиды». Но ничего продуманно этничного, как правило, нет в этой словесности. А есть — псевдонимная муть, обозначающая все враждебное, чуждое и непонятное.
Фамилия женщины, которую Коренблюм полюбил и с которой связал судьбу, — Гергасевич. Человек с наметанным этническим слухом не ошибется в происхождении фамилии. Для прочих выдано объяснение: фамилия белорусская. Но те, кто объяснение пропустят мимо ушей, скорей всего сочтут ее еврейской. По принципу: кто не русский, тот еврей.