Снова и снова приходил Зубов к одной и той же мысли: сколько преступлений можно было бы предупредить правильным, зорким и умным воспитанием молодежи, — воспитанием в семье, в комсомоле, на производстве…
3
Соколов открыл дверь и пропустил вперед Владислава Кастальского. Зубов показал рукой на кресло.
— Садитесь.
Как ни старался Кастальский сохранить выражение полного спокойствия, его выдавали глаза, избегавшие прямого взгляда, намертво сжатые челюсти и непокорные руки. Франтоватый шарфик, холеная полоска усов и зализанные к затылку волосы выглядели на нем, как на манекене.
— Я вас допрашивать не буду, — сказал Зубов. — О том, как вы убивали вашу бывшую воспитательницу, Екатерину Петровну Бондареву, вы расскажете товарищу Соколову.
Судорожно глотая слюну, Кастальский проговорил:
— О чем вы говорите? Я никого не убивал.
— Лжете! Ваши сообщники арестованы и во всем сознались. Отпечатки ваших пальцев найдены на взломанном сундуке. Запирательство ничем вам не поможет. Ваши искренние показания нужны только для того, чтобы уточнить вину каждого из вашей шайки.
Кастальский окостенел от страха и не мог выдавить из себя ни слова.
— Я хочу поговорить с вами о другом, — продолжал Зубов. — Вы жили вдвоем с матерью?
Кастальский кивнул головой.
— Отца своего вы совсем не знаете?
— Знаю. Он ушел от нас, когда мне было пять лет, но я с ним встречался.
— Что это были за встречи? Где? О чем вы разговаривали?
— В разных местах встречались… Я к нему заходил иногда.
— Просили деньги?
— Да.
— Он давал.
— Да.
— И этим ваше общение с ним исчерпывалось?
— Он всегда был очень занят… спешил.
— А когда вы бросили учиться в школе, он вам тоже ничего не сказал?
— Не помню.
— А мать?
— Что?
— Ваша мать следила за вашей учебой, интересовалась вашими успехами?
— Я ей ничего не говорил.
— Вы состояли в школьной пионерской организации?
— Немного.
— Почему немного?
— Не помню уже.
— Мать знала, что вы с седьмого класса начали курить и ходить по ресторанам?
— Знала… Она считала меня взрослым.
— А говорила она когда-нибудь вам, что взрослые люди обязаны трудиться.
— Об этом мы с ней не разговаривали.
— А о чем же вы с ней говорили:
— Как о чем? Обо всем, — о кинокартинах, о знакомых…
— Задумывались вы когда-нибудь о своем будущем? Как вы думали жить на свете? На какие средства? На подачки отца?
— Нет, я собирался поступить на работу.
— Куда? На киностудию?
— Нет, это случайно. Мне там не понравилось.
— А в геологической экспедиции вам понравилось?
— Нет, это тоже не по мне.
— А что же вам по душе?
— Не знаю… Я еще не определился.
— Это в двадцать лет! В ваши годы люди горы ворочают, всенародную славу завоевывают, а вы не определились… Вы читали что-нибудь, книги, газеты?