Мисси кивнула, благодарная, что он попытается повлиять на решение матери в ее пользу.
— Знаешь, еще с того дня, когда Джеймс появился у нас дома, я знал, что он станет источником неприятностей в нашей жизни — точнее, в твоей.
Глаза Мисси недоверчиво сузились.
— Откуда, скажи на милость, ты мог это знать? Мне было тогда только десять лет.
— Потому что я видел твое лицо в тот момент, когда он попался тебе на глаза. Я сразу понял, что это только вопрос времени. Лучше бы ты влюбилась в Картрайта. Он куда меньше испорчен и, будучи вторым сыном, не испытывал давления титула, которому надо соответствовать.
Мисси рассмеялась, забавляясь его благими рассуждениями.
— Алекс для меня как старший брат. Господи, да он качал меня на колене.
— Не важно, раз уж тебя угораздило отдать сердце самому большому повесе, который имелся в твоем окружении.
— Видимо, поэтому вы так славно ладите между собой, — сухо заметила она.
Томас хмыкнул. Он не собирался отрицать свою истинную натуру, ничуть не обеспокоенный подобной репутацией.
— А теперь, когда ты добилась своего, склонив меня на свою сторону, позволь откланяться. Мне предстоит разгульная ночь с одной бедняжкой, не подозревающей, что ее ждет.
Мисси скрестила руки на груди.
— Случайно, не из тех, от которых ты обычно отбиваешься палками?
— Я не настолько жесток, чтобы прибегать к палкам, — отозвался Томас с притворным ужасом.
— Что ж, буду терпеливо ждать.
Он приподнял бровь.
— Чего?
— Возмездия. Надеюсь, что я буду здесь, когда оно тебя настигнет.
Томас улыбнулся и вышел из комнаты, напевая мелодию, которую она безуспешно пыталась сыграть на фортепиано.
Викторию терзало беспокойство. Прошло пять дней, с тех пор как она получила последнюю весточку от Джорджа. Он пропустил их последнее свидание и не отвечал на ее записки. К этому моменту до него наверняка дошли слухи о ней и… лорде Радерфорде. Она так хотела поговорить с ним, прежде чем ее отношения с Джеймсом станут достоянием гласности, но мать практически не оставила ей времени для каких-либо действий. Пожалуй, только известие о поражении Наполеона распространилось по улицам Лондона быстрее, чем новость об ухаживании наследника герцога Уиндмира, и главным образом благодаря хвастовству матери.
Сердце подскочило у нее в груди и застряло в горле, когда она постучала в дверь его квартиры. Единственное, о чем она молилась сейчас, так это о возможности объясниться, прежде чем Джордж… Впрочем, она не представляла, как он поступит.
Дверь открыл Далтон, его камердинер. Судя по его удивленному выражению, Виктория была последней, кого он ожидал увидеть, хотя она бывала здесь и раньше.