Глаза Джеймса расширились. Возможно ли, что вся эта история ему просто приснилась?
Он уперся локтями в колени и подался вперед, сократив расстояние между ними.
— Надеюсь, вы простите меня, но мне нужно освежить память.
Последовала небольшая заминка, затем уголки ее губ приподнялись в покаянной улыбке.
— Нет, это мне следует просить у вас прощения. Вчера я была… расстроена и не могла ясно мыслить. С моей стороны было непростительно явиться к вам на квартиру.
Наконец что-то стало проясняться. Джеймс выпрямился и откинулся на спинку сиденья, немного расслабившись.
— Я был удивлен, если не сказать больше. А теперь не могли бы вы объяснить мне, что все это значит. Я имею в виду ваш приход ко мне в столь поздний час и без сопровождения.
— Со мной был лакей, — возразила она в поспешной, но слабой попытке оправдаться.
— У вас неприятности?
Леди Виктория отвернулась к окну, сделав вид, что поправляет шляпку. Ее рука дрожала.
— Это личное дело, и я думала, что вы сможете помочь. — Она повернулась к нему. — Но теперь это не важно. Я справилась своими силами.
— И как именно?
— Как я уже сказала, теперь это не важно.
— Клянусь Богом, вы явились ко мне домой, одетая в нижнее белье. Мне кажется, я имею право хотя бы на объяснение.
Ее губы раздраженно сжались.
— Это была ночная рубашка.
Джеймс закатил глаза.
— Какая разница, нижнее белье или ночная рубашка, — суть в том, что едва ли это подходящая одежда для дамы за пределами спальни.
— Возможно, но вряд ли я могла позволить себе разбудить свою горничную в столь поздний час, чтобы помочь мне одеться, — сухо отозвалась она.
Ирония? У леди Виктории? Его голова шла кругом. Казалось, весь его привычный мир сорвался со своей оси.
— Проклятие, вы расскажете мне наконец, в чем дело? — Джеймс не имел привычки ругаться в присутствии дам — и тем более на них, — но в данном случае его оплошность была вполне понятна. И вполне простительна.
На лице леди Виктории отразилось раскаяние. Видимо, она не сознавала, что позволила себе язвительный тон. Опустив глаза, она принялась рассеянно теребить свою юбку.
— Хорошо, хотя, признаться, все это ужасно глупо. Просто я хотела доказать кое-что самой себе. Вы наверняка слышали, что говорят обо мне в свете.
Джеймс недоверчиво уставился на нее.
— Вы хотите сказать, что проделали все это, чтобы доказать самой себе, что…
— Вам незачем договаривать. Я отлично знаю, что вы хотите сказать, и ответ — да.
Не будь все так серьезно, Джеймс счел бы ситуацию забавной. Но доказывать себе, что она желанная женщина, подобным образом казалось чрезмерным. Она могла бы подвигнуть немало мужчин поцеловать ее, не прибегая к подобному риску.