Настасья Вахромеевна, кажется, поняла, в каком я затруднении, и поспешила вмешаться. Она зашептала:
— Алекс, не спеши погибнуть бессмысленно. Этим ты ее не спасешь. Надеюсь, выберемся.
Вскоре нас доставили в терем, разместили по комнатам. Я заметил, что бояр погнали куда-то в подвал, но женщин, среди которых вполне естественно оказался и я, устроили более-менее пристойно. Не пятизвездочный отель, белья на постелях и того нет, лишь сено и тряпки поверх. Но хоть тепло и сухо. Я готов был и к худшему. К тому же мне не привыкать, всякого навидался.
Олена, после того как ее разлучили с Алексом, совсем упала духом. Настасья Вахромеевна старалась ее подбодрить:
— Ничего, узнает царь-батюшка, как его «доченька» гостей привечает, устроит разгон.
Я хмыкнул:
— Боюсь, батюшка уже давно не при делах, — и развалился на постели.
Настасья устроилась рядом, положив голову на мое плечо.
— А мне и не важно, был бы ты… — она запнулась, — была бы ты вместе со мной, Флорушка.
Я быстро взглянул на боярышню: не заметила ли оговорки? Но той не было никакого дела до нас.
Время тянулось однообразно и тягостно. Что с нами собирается сделать самозванка и чем закончится наше заточение? Настасья Вахромеевна в одном была уверена точно: когда о происшествии узнает ее супруг Горыныч, бывшей служанке останется жить всего ничего, будь она хоть о трех головах. Красавица трактирщица сидела со мной рядом и шептала:
— Феденька, любимый, когда же мы по-настоящему будем вместе?
Я косил глазами на Олену, но девчонка замкнулась в себе и почти не обращала внимания на окружающих. Оживала лишь, если разговор заходил об ее ненаглядном Алексе. Однажды я чуть не выдал себя вновь. Как-то от скуки затянул любимое:
Гляжу я на небо и мыслям внимаю:
«Зачем я не сокол, зачем не летаю?..»
Реакция Олены удивила. Она вскочила и уставилась на меня:
— Флора, откуда ты знаешь эту песню? Ее часто поет Алекс, особенно с тех пор, как не стало боярина Федора.
Мы с Настасьюшкой даже перестали дышать. Но нашелся я быстро:
— Да от Алекса и слыхала. Уж очень слова мне понравились.
Боярышня вздохнула:
— У него все песни необычные.
Я мысленно обругал себя: женское обличье стало плохо действовать на умственные способности. Допускаю прокол за проколом. И может, все же следовало открыться моему телохранителю?
Дни заключения сдружили нас с Оленой. Мы с Настасьей взяли боярышню под свой патронаж. Девчонка все переживала об Алексе, брате и Свеге. Мне тоже не были безразличны их судьбы. Да и наши, честно сказать, весьма волновали. Я даже стал обдумывать план побега: бабы мы с Настасьюшкой нехилые, может, прорвемся? Однако сам себя осадил: в коридор-то, пожалуй, и вырвемся, а что дальше? Терем забором окружен, охраны полно, как я заметил, пока сюда вели. Во дворе и повяжут. Так что надо ждать какого-то более подходящего случая. В который уж раз помянул своего бесенка: куда он вечно пропадает, когда нужен? Надеюсь, при первой возможности появится и поможет. Да и Любка на воле. Не в ее характере бросать друзей в беде. Глядишь, что-нибудь да и придумает.