— Пиши. Пиши все, что можешь, по заданным вчера вопросам. — И ушел.
Ясность в голове, накатившая вчера на меня, никуда не исчезла. Поэтому я без малейшего напряжения записывал имена и почти дословно разговоры со всеми, с кем свела меня судьба за последние полгода. Какая-то часть меня понимала, что такое состояние ненормально, но мне было плевать. Не знаю, может, я свихнулся или что-то еще. Но я даже получал странное удовольствие от ощущения жуткой смеси боли и ненависти, поселившейся во мне. Часа через полтора вернулся Мартынов. Забрав мои бумаги, он хмыкнул и как-то странно посмотрел на меня.
— Что-то не так, товарищ майор? — Я смотрел ему прямо в глаза и видел, что ему неприятен мой взгляд.
— Нет, все так, старший лейтенант. Как ты все это запомнил? — он показал на стопку бумаг. — Ты уверен, что написал все точно?
— Уверен, товарищ майор. А как запомнил… Не знаю. Да и неважно это, важен результат, а он перед вами.
— Ладно, посмотри эти фотографии. Может, кого узнаешь. — Он протянул мне четыре фото. — Это те, кто убит при попытке захвата Олеси. Но при чем тут Волноваха, про которую Зильберман пытался что-то сказать?
Задрожавшими от ненависти руками я взял фотографии, краем уха слушая, что продолжает говорить Мартынов. На двух я увидел ранее виденные мною лица возможных агентов, два были совершенно незнакомы. Только я собрался положить фотографии на стол, как Мартынов опять помянул Волноваху. Вернувшись к фотографии со смутно знакомым лицом, я наконец вспомнил! Это же та мразь из рюмочной в Волновахе! Значит, жив тогда остался, самка собаки! Хозяев себе нашел!
— Вот этого знаю, Александр Николаевич, — дрожащим голосом сказал я. — Главный из тех, из рюмочной в Волновахе, в наших с Яшей отчетах это есть. Именно его я пару раз видел, но не смог вспомнить. Значит, к немцам перешла эта тварь. Наверное, его прислали убедиться, что я это я. А потом, встретившись, они с Яшей узнали друг друга. — Голос сорвался, и я отвернулся в сторону.
— Разберемся, Андрей, разберемся. Очень похоже на то, что ты прав! Твою мать! Ну кто же знал?! — Мартынов взял в руки фотографию и внимательно посмотрел на нее. — Теперь проще будет. Знаем, с какой стороны ноги растут! Все. Иди к себе в кабинет, я — к товарищу наркому.
Интерлюдия. Кабинет наркома НКВД Л.П. Берия, 19.05.1942 г.
— Значит, говоришь, Стасов опознал одного из убитых? — Лаврентий Павлович откинулся на спинку кресла. — Это точно?
— Да, Лаврентий Павлович, уверенно опознал вот этого типа. — Мартынов подал фотографию Берия. — В нем Стасов опознал красноармейца, с которым произошел конфликт в Волновахе. В отчетах Стасова и Зильбермана это было отражено. Именно его имел в виду Стасов, когда не мог вспомнить, где встречал одного из тех, кто стал появляться около него. Судя по всему, этот тип перешел к немцам. А вот в случайность того, что именно этот человек оказался в группе нападавших, я не верю. Стасов выдвинул предположение, что этот тип направлен для его опознания. А при встрече лицом к лицу Зильберман узнал его. Видимо, об этом Зильберман и пытался сказать, когда приходил в сознание. Вот и… — Мартынов замолчал.