— Ты понимаешь, Андрей! Впервые мы не просто по зубам фрицам дали, а окружили несколько немецких и румынских дивизий! Мой Ростов освободили, а ты ни бе ни ме! — Улыбка Мартынова стала еще шире. — А на Востоке САСШ ТАК сцепились с Японией, что самураи почти гарантированно не полезут на нас! В районе атолла Мидуэй американский флот потерпел сокрушительное поражение от Японии. Союзники потеряли три авианосца, четыре крейсера, пять эсминцев, около десяти подводных лодок, пять торпедных катеров, более трехсот самолетов. Японцы потеряли один авианосец, два крейсера, четыре эсминца и один линкор. Вот такие события, Андрей, в мире происходят. А песни любимые, — он включил радиоприемник, стоявший в углу кабинета, и я замер. Вслушиваясь в такие знакомые слова, звучавшие немного не так, как я слышал много раз в «прошлой жизни», но так же щемяще, как пела их Анна Герман:
«…И даже в краю наползающей тьмы,
За гранью смертельного круга,
Я знаю, с тобой не расстанемся мы,
Мы память, мы память, мы звездная память друг друга…»
Еще мальчишкой услышав эту песню, я еле сдерживал слезы — до такой степени она цепляла мою душу. А сейчас… Сейчас я сидел и чувствовал, как слезы бегут по лицу, а в груди появилась такая боль, что, казалось, сердце с трудом продолжает работать. А перед глазами стояло лицо Олеси. Улыбающееся, что-то мне говорящее, родное лицо, оставшееся живым только в моей памяти. В себя я пришел от ткнувшегося в зубы стакана с коньяком. Машинально сделал несколько глотков и увидел перед собой испуганное лицо командира.
— Ну ты… Совсем, да?… Ты чего устроил, Андрей? — Мартынов аж запинался, пытаясь высказать мне все свои мысли разом. — Я… А ты… Хорошо… Тьфу ты! — Он втянул воздух носом, зажмурился и выдал такую матерную конструкцию, что я моментально и окончательно пришел в себя. Отведя душу, Мартынов сел на свое место и уже спокойно спросил:
— Что случилось с тобой?
— Накатило, товарищ старший майор. Песня эта, черт бы ее побрал! Олеська перед глазами как живая стояла. И так сердце сдавило! — Я помотал головой. — Спасибо, Александр Николаевич. Если бы не стакан, который вы мне подсунули… Не знаю. Может, и щелкнул бы ластами, а сейчас я в норме.
— Чем щелкнул и, главное, зачем? — По лицу Мартынова стало понятно, что он считает меня не совсем здоровым. Умственно. Через силу улыбнувшись, я ответил:
— Щелкнуть ластами, коньки отбросить — все это значит умереть.
— Я тебе помру! — выдохнул Мартынов. — Я когда эту песню впервые услышал, тоже чуть не прослезился.
О чем-то задумавшись на пару минут, Мартынов встряхнулся, хлопнул ладонью по столу и подытожил: