— Присаживайтесь и назовите себя, только прошу, не нужно про Стасова! Это…
Решив немножко прояснить ситуацию, я рискнул спросить, не дожидаясь окончания вопроса:
— Простите, могу я узнать, кто вы? Вежливые люди, тем более сотрудники органов, всегда представляются. — И полетел кубарем в дальний угол комнаты. Не успев прийти в себя, я почувствовал, как меня поднимают и снова сажают на стул, хорошо встряхнув перед этим.
Перед глазами снова появилось лицо лейтенанта, которое продолжало улыбаться, но уже сочувственно:
— Вам разве никто и никогда не говорил, что перебивать говорящего — это неприлично? Надеюсь, это мягкое напоминание о хороших манерах будет последним? — Дождавшись моего кивка, он продолжил: — Но я выполню вашу просьбу. Лейтенант НКГБ СССР Щукин, сотрудник особого отдела 6-го стрелкового корпуса.
Я скривился от боли в правом ухе и выдохнул:
— Код 512, — и уставился на него.
К моему сожалению, особых перемен не произошло. Единственное, улыбка пропала с лица лейтенанта и взгляд изменился, стал каким-то обиженным.
— Так-так-так, — пробормотал он. — Значит, вон оно как. — Задумавшись на секунду, он крикнул: — Семенов, срочно машину!
Подумал еще с минуту и спросил уже меня:
— Что-то есть?
Правильно поняв его вопрос, я ответил:
— Подсумок слева, только не открывать никому, кроме вас и начальника особого отдела.
Утвердительно кивнув, он продолжил «разговор»:
— Наручники снимать пока не будем. Сам понимаешь, пока ты просто очень подозрительное лицо. Ну а дальше, дальше будет видно.
Минут через пять, услышав шум мотора, лейтенант приказал:
— Выдвигаемся!
Меня, подхватив с двух сторон, вывели на улицу. Во дворе стояла «полуторка», в которую погрузили меня и сели все остальные. Лейтенант, забрав подсумок с «подарками из будущего», сел в кабину, меня посадили на пол возле кабины. Рядом, с оружием в руках, на какие-то мешки сели сержанты, а немного ближе к заднему борту — «младший лейтенант» и здоровенный, как медведь, старшина в обычной пехотной форме. Проскрежетала коробка передач грузовичка, машина дернулась, и мы поехали.
Ехать было, прямо скажем, некомфортно. Трясло жутко, через несколько минут неспешной езды мне уже казалось, что моя «пятая точка» превращается в один большой синяк. Самым поганым было то, что даже сменить позу мне не давали. На каждую попытку пошевелиться меня дергали сразу с двух сторон, а потом вообще заявили:
— Будешь дергаться, во второе ухо получишь!
Решив, черт с ней, с жопой, голова дороже, я смирился и затих. Ехали долго, сначала по проселочной дороге, потом выехали на шоссе, все забитое красноармейцами и техникой. И без того не быстрая, езда превратилась в черепашью. Палило солнце, пыль, шум. Чьи-то маты. Одним словом, прифронтовая дорога. И тут раздался чей-то истерический, громкий крик, мгновенно подхваченный еще десятками голосов: