Я сидел, как пришибленный. Ни хрена себе, помог своим! «Все расскажу, всем помогу!» Вот она, помощь в реале! Не будь меня, война шла бы своим чередом. А теперь? Жукова больше нет. Нет еще нескольких первоклассных военных. Нет Жданова. Допомогался, урод! Кто мне вообще сказал, что информация от меня принесет благо стране и поможет ей победить с меньшими жертвами?! Книги, прочитанные мной? Как сквозь вату, я слышал, что Мартынов мне что-то говорил, но ни самих слов, ни их смысла я не понимал. В какой-то момент я обнаружил себя в одиночестве, за столом в кабинете нашей группы, бессмысленно вертящим в руках свой пистолет. Может, шарахнуть себе в лоб, и все? Не будет никаких переживаний, никаких забот. Это же так просто, раз — и все! Дослав патрон, я поднес ТТ к лицу. С минуту поглядев в бездонное дуло, вдруг передернулся. А вот хренушки! Не стану я тварью, испугавшейся жизни, не стану! Что бы ни произошло, пройду свой путь до конца, как должно мужчине. Как хорошо, что никого из группы не было на месте! Опозорился бы до самого «не могу»! Окончательно придя в себя, я направился к командиру. Мартынов оказался на месте, что-то лихорадочно писал. Не отвлекаясь, махнул рукой, чтобы я садился. Минут через пять он закончил с писаниной и позвонил в канцелярию. Через несколько минут в дверь проскочил сержант-курьер с толстой тетрадью в руках, сделал в тетради какую-то запись, которую заверил Мартынов, и испарился, забрав писанину командира. Потянувшись до хруста в суставах, Александр Николаевич переключился на меня.
— Что-то случилось, о чем я еще не знаю? — с подозрением спросил он. — У меня и так голова кругом идет, а если ты еще что-то добавишь…
— Нет, Александр Николаевич. Ничего не случилось. Я узнать пришел. Чем дальше заниматься буду? В свете последних событий моя информированность по войне стремится к нулю. По политическим раскладам та же беда. Что касается экономики, оружия и медицины — из меня вытянули все, что только можно, да и то, что нельзя, тоже вытянули. Моя ценность как чистого аналитика не выдерживает никакой критики, она просто нулевая. Подумав обо всем этом, я и пришел к вам.
Мартынов спокойно глядел на меня и, казалось, не видел. Встав из-за стола, он прошелся по кабинету и, остановившись у окна, глядя на улицу, сказал:
— Лейтенант Стасов, мне понятны ваши сомнения. Пока идите к себе, в случае каких-либо изменений в вашей деятельности я вас поставлю в известность. Если вам все понятно, то вы свободны.
Ну что тут поделаешь? Ничего. И снова доносы, рапорты, донесения. А в голове, общим фоном, крутилась одна и та же мысль: «Что будет? Как же так?»