– Распрягать умеешь, парень?
К этому времени я уже кой-чему научился, и потому сказал:
– Нет, сэр, не умею. Совсем не умею.
– Значит, придётся учиться,- пророкотал он в ответ, однако, вовсе не так враждебно, как в Ливенворте, отчего мне в голову сразу пришла мысль, что там он вел себя так для контрасту с жеманно-елейным капелланом – чтобы значит, я не подумал, что все проповедники таковы… Насчёт Пендрейка я вам так скажу, это такой человек был – никогда не умел держаться естественно, только за едой становился самим собой, а все остальное время вроде как старался делать то, что от него ждут, будто кому-то чем-то обязан. Мне кажется, если бы он порезался, то мог бы и помереть от потери крови, покуда мучительно соображал бы, как тут поступить? – вместо того чтобы взять да забинтовать себе палец…
Ну, научиться распрягать оказалось нетрудно; конь, правда, поначалу мотал головой, но такой он был неповоротливый, что я без труда справился с ним и успешно поставил в стойло. Когда с этим было покончено, я стал в недоумении, не зная, что делать дальше. Уж больно здоров этот Пендрейк, а я покудова не знал, чего от него ждать. К примеру, останусь я в конюшне, а он ожидает меня в доме – вот и получи неприятность. А идти в дом – тоже Бог его знает, как ему понравится моя инициатива. В общем, подумал я, подумал – и, как всегда, сделал выбор в пользу активных действий. Я направился в дом, но не чёрным ходом, как он, а парадным – обошёл весь дом кругом, чтобы, значит, выиграть время и как можно позже встретиться со своим новым папашей, а заодно ознакомиться с расположением комнат – на тот случай, ежели придётся отсюда смываться.
Я поднялся по ступенькам крыльца, вошёл в парадную дверь и оказался в прихожей, где стояла интересная вешалка, сделанная из оленьих рогов. Потом шагнул в дверь гостиной. По нынешним меркам гостиная была – так себе, но тогда она мне показалась просто сказочным видением: медные масляные лампы, кружевные салфеточки на диване – чтобы спинка не засаливалась – и все такое. Не сказать, чтобы Пендрейк был слишком богат, но с моими жалкими родичами из Эвансвиля Шайен не сравнить, и с армейским капелланом – тоже.
И тут за спиной у меня прогремело:
– Ты – здесь? В гостиной? – Пендрейк не то чтобы рассердился – просто был ошарашен.
Я сразу, не оборачиваясь – пока не поздно – говорю:
– Я ничего не сломал…
Тут только я оборачиваюсь, ожидая увидеть его гигантскую тушу прямо у себя за спиной^ Глядь – а он довольно далеко стоит. Ну и голосище – Боже упаси! Небось, и за сто ярдов будет греметь так, словно над ухом кричит.