– Ну вот и прекрасно, м-р Трейвис. Я полагаю, что инцидент исчерпан. – Она кивнула свысока и позвала Люси проводить их за дверь.
Так что держалась она просто молодцом, и я понимал, что в долгу перед ней. Ясное дело, с ее-то умом как было не сообразить, что ножик выхватил я, а не Инглиш. Но даже тогда я четко понимал, что старалась она вовсе не ради меня. Просто не могла она никому на свете позволить устраивать выволочки себе и своим близким. А я был её «близкий» и, значит, мне гарантировалась полная неприкосновенность – должно быть, так она считала. Мне в жизни не доводилось встречать женщину, ни белую, ни краснокожую, с таким самомнением. В этом самомнении была её громадная сила, только жаль, использовалась не по назначению. её бы на созидание направить – да она бы любого мужчину за пояс заткнула. Но насчёт миссис Пендрейк ни у кого и тени сомнения не возникало, что это женщина на все сто, даже на сто десять процентов, хоть я и не мог воспринимать её как мать. Но пока что я был не против притвориться, сделать вид, что именно так её и воспринимаю – просто чтобы угодить ей. Когда она сказала мне «Джек, мальчик мой», может, оно и не так уж искренне было, но мне всё равно ужасно понравилось, особенно при этих рожах. Вот потому-то я и сказал ей то, что сказал.
– Мама,- говорю,- мама, какой это поэт написал насчёт «ошибаться»?
Надо сказать, сэр, это словечко произвело на неё впечатление, хотя я, может быть, не очень натурально его произнес – первый раз Шайен.
Чтобы справиться с волнением, она встала, подошла к книжному шкафу и взяла с полки томик.
– Это Александр Поуп,- сказала она,- А ещё он написал: «Куда боятся заглядывать ангелы, туда слетаются дураки». Так-то…
Она почитала мне немного стихи этого парня. Если не обращать внимания на смысл слов или не знать половину из них, как я, то похоже было, словно конь идет рысью; а то, что до меня дошло, звучало самоуверенно не на шутку, словно он был последней инстанцией по всем вопросам, этот парень.
В общем, все бы ничего, вот только романтики в нем было маловато для поэта. К примеру, взять меня с моей-то жизнью, и его – так он, пожалуй, такой же материалист, как я, если не больше, а то и вовсе циник. Но я-то в чем угодно, может, материалист, но только к женщинам это не относится, или, по крайней мере, к прекрасным белым женщинам, тем, что в хозяйстве бесполезны.
Короче говоря, в ту самую минуту я влюбился в миссис Пендрейк. Что там говорить, пожалуй, и сейчас, в своём-то возрасте, это у меня слабое место – добрые и элегантные женщины. Неприступность тут тоже имеет значение – помните, как она управилась с констеблем и торговцем фуражом? А ещё – как это? – изысканность, вот. Как сейчас помню, стоит она с томиком стихов в руке, стоит на фоне окна, за которым горит закат, головку наклонила, волосы золотом отливают, а тонкий профиль словно светится…