На противоположном берегу её стояли вигвамы небольшой общины Старой Шкуры Типи; были они, по-видимому, такими же как всегда, но, Господи, подумал я, неужели они всегда были такими убогими и жалкими? И странная штука, сейчас эта вонь поразила меня сильнее, чем тогда, когда десятилетним мальчишкой я вместе с сестрой Кэролайн впервые оказался в их стойбище. А чтобы вы поняли, до чего сильно разило из деревни, скажу лишь, что хотя в это время дул сильный ветер и разносил зловоние в разные стороны, смрад этот забивал даже тяжкий дух Грязи На Носу, ударявший в нос мне довольно-таки резко, ведь я сидел к нему вплотную.
Но вот мы подъехали к знакомому вигваму вождя, служившему мне домом в течение пяти лет; с выцветшими рисунками, в заплатках, а кое-где и разорванной покрышкой. По его внешнему виду я сделал вывод, что Старая Шкура, должно быть, переживает очередную и явно затянувшуюся полосу неудач. Отовсюду сбегались грязные детишки и лающие собаки, а большинство взрослых, кто был в стойбище, уже тут собрались, потому что наш отряд, как обычно, возвращался по частям, и те, кто приехал раньше, уже успели известить о предстоящем деле.
И тут я занервничал; например, среди американцев, чем лучше вы знаете человека, тем меньшую угрозу для вас он представляет, но то же самое, как говорит мой опыт, не совсем верно применительно к индейцам, длительные отношения с которыми только привели меня к убеждению, что они способны на все. Так что до того, как мы спешились, мои колени были тверже. В сопровождении воинов я нырнул в середину через входной проем типи. Внутри было темнее, чем в былые времена, потому что костёр не горел; я вошёл с яркого света и в течение некоторого времени, пока глаза мои не привыкли к темноте, ничего не видел. Войдя, мы повернулись направо, и, как того требовал обычай, минуту помолчали; потом из сумрака где-то перед нами раздался гортанный голос Старой Шкуры.
– Я хочу, чтобы вы вышли,- обратился он к индейцам,- и дали мне поговорить с белым человеком наедине.
Все вышли, а я по кругу пошёл к тому месту, где сидел старый вождь. Может, вам покажется, что было бы разумней взять напрямик, срезав путь по диаметру, но этого никогда не делали: в жилище было принято ходить по кругу.
Как только мои глаза привыкли к темноте, я смог разглядеть вождя. А он всё это время сидел молча; сидит, вижу, с непокрытой головой. И тут я вспомнил, как в бою на Соломоновой протоке выкинул взятый у него цилиндр, и на душе у меня сделалось гадко. А в руке я держал своё мексиканское сомбреро, которое когда-то купил по случаю и надевал в дорогу. Вещица и впрямь чудесная, с лентой, украшенной серебряными медальонами, и с расшитыми полями.