– Все будет хорошо, милая,- сказал я Олге,- не волнуйся.
– Я ждать стесь,- ответила она и похлопала рукой по песку, и в этом я нисколько не сомневался, потому что человек она была серьёзный – так что ничего похожего на безнадежность я не испытывал. Я передал «Кольт» коммивояжеру и в кромешной темноте ушёл. Где-то милей ниже по течению реки перебрался на северный берег, затем снова натянул сапоги и побежал дальше до почтовой станции.
Здесь все прошло хорошо – разве только меня едва не подстрелили, так как завалился я к ним глухой ночью. Их там было трое – явно мало для того, чтобы вернуться и разогнать полсотни Шайенов. К тому же, один оказался мертвецки пьян, а двое других, когда узнали, что индейцы совсем рядом – рукой подать, сразу наделали в штаны, и тотчас же драпанули прятаться в земляную щель, и даже выход за собой заложили дерном. Но зато я получил лошадь, которую едва не загнал до смерти, пока доскакал до форта, где обо всем сообщил начальнику, который без особых проволочек поднял солдат в ружьё, дал команду: «По коням», я получил свежую лошадь и кавалерийская колонна тронулась в путь. Скакали мы быстро, даже для армии.
И за час до заката мы были на возвышенности, откуда в позаимствованный бинокль я увидел наш брошенный дилижанс. Шайенов поблизости не было. Но и из наших на песчанных холмах никого не было видно – скорее всего они залегли, ведь разве на таком расстоянии отличишь нас от индейцев…
Во всяком случае, именно это я твердил сам себе, пока мы не подъехали поближе; потом я бросился на тот берег, стегая без конца выбившуюся из сил армейскую лошадь, чтобы заставить её лезть в трясину оттаявшей за день под солнцем и сильно размякшей поймы, а затем, чтобы направить в воду. А когда лошадь не без труда взобралась на противоположный берег, я с неё спрыгнул и побежал вверх по склону, громко крича.
Первым я наткнулся на коммивояжера. Муравьи уже подобрались к его глазам, хотя убили его, видать, всего какие-то пару часов назад. В его теле торчали три стрелы, голова была без скальпа и кровь ещё не запеклась. Рядом, в том же виде, лежал кучер; правая рука его исчезла – он был метким стрелком и Шайены таким образом это отметили.
Охранник был весь изрублен, а вот тело Перча не тронули: он с перевязанным плечом и отмороженной ногой, если можно так сказать, был «испорчен» и на трофеи не годился. И ко всему, он был лысым.
Каким-то образом их смяли. Возможно, убили кучера, а остальные без него растерялись и с ними справиться оказалось легче. Как оно было на самом деле, я не знал. И совсем у меня упало сердце, когда я спустился в ложбину, и не нашёл там ни Олги, ни Гэса. Как, впрочем, нигде в окрестностях их обнаружить мне не удалось. Мою семью Шайены увезли…