Тут к сестрице, видно, вернулся боевой дух и она с жаром воскликнула: «Eщё чего не хватало – бояться какой-то дрянной собачонки!», потом перекинула ногу через круп лошади, пребольно стукнув меня при этом каблуком сапога, и соскочила на землю. Собака на неё – ноль внимания. Кэролайн, следуя примеру вождя, отдала поводья краснокожему мальчишке, Тот стоял, уставившись на меня своими блестящими чёрными глазками. По причинам расового характера я не испытывал к нему большой симпатии, но всё же, ткнув пальцем, указал ему на собаку, которой, похоже, не нужно было ничего на свете, кроме одного – чтобы я спустился на землю, а там она уже меня достанет. Парнишка попался сообразительный – сразу понял, чего я хочу и так хряпнул псину ногой по хребту, что она отлетела в сторону, жалобно заскулив. Однако услуга, которую он мне оказал, только усугубила моё врожденное предубеждение против него, и потому, соскочив на землю, я задрал нос повыше и назло всему последовал за Кэролайн, которая, набрав полную грудь воздуха, влезла в жилище.
Внутри было темно. После ослепительного солнца снаружи – просто здорово. Посреди типи горел маленький костёр из бизоньих лепешек, при его свете можно было оглядеться по сторонам, а ещё свет проникал сквозь дымовое отверстие – дырку в конусообразной верхушке палатки. Ну, а запах… Что говорить, снаружи дух стоял тоже крепкий. Но это были, как говорится, цветочки. А здесь, внутри, стоило потянуть носом, и казалось, что дышишь, окунувшись с головой в болотную тину.
Когда глаза привыкли к темноте, я разглядел у костра толстую бабу. Она что-то помешивала в котле над огнем и на нас даже не взглянула. По всей окружности типи на полу виднелись какие-то тёмные фигуры, которые лежали головами к стенам типи, а ногами – к костру. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это не люди лежат, а мохнатые бизоньи шкуры. Впотьмах приходилось ощупью пробираться от одной к другой, и не было никакой уверенности, что на следующей шкуре не окажется какого-нибудь дикаря, который чего доброго, болезненно отреагирует на наше вторжение. Вот так, наощупь, мы сделали пол круга и наткнулись на вождя, чье ложе располагалось как раз напротив входа. Он тихо сидел на бизоньей шкуре* и Кэролайн споткнулась об него и чуть не упала, но успела схватиться за шест в стене типи, с которого свисали несколько кожаных сумок и узлов с нехитрыми личными пожитками индейца.
Вождь держал в руке каменную трубку с деревянным чубуком фута полтора длиной, на которой имелось украшение в виде ряда медных гвоздиков, поблескивавших шляпками при свете костра. Мы с сестрой просто стояли и смотрели на него, потому что дальше идти нам было некуда. Старик набил свою трубку табаком из маленького кожаного кисета, а потом толстая баба сунула в костёр палку, подождала, пока она займётся, затем раздула обугленный конец и подала вождю. Тот принялся раскуривать трубку и с такой силой сосал мундштук, втягивая щёки, что голова его становилась похожа на череп. А трубка-то была длинная, такую ещё попробуй раскури. Но он с этим справился, и когда решил, что достаточно её раскочегарил, вдруг ни с того, ни с сего сунул трубку Кэролайн.