Маіорша слѣдила за всѣмъ, какъ дѣлала это въ теченіе долгихъ лѣтъ. Нельзя было остановить сразу такое большое хозяйство, шедшее до сихъ поръ аккуратно, какъ часовой механизмъ; надо сдѣлать это постепенно, разматывая нитку за ниткой, и для глубоко потрясенной женской души нужна была вся сила воли, чтобы привести это въ исполненіе. Она отстранила отъ себя только продажу молока, – этимъ завѣдывали теперь служанки. Всѣ дѣла касательно наслѣдства, оставленнаго совѣтникомъ, она поручила барону Шиллингъ, который отнесся къ ней, какъ сынъ, въ эти дни печали и невыразимаго горя. Она уговорилась съ нимъ, чтобы роковой проходъ въ домъ Шиллинга былъ задѣланъ наглухо; присутственная комната и столовая были заперты, – она съ содроганіемъ избѣгала этихъ двухъ комнатъ.
На другой день послѣ похоронъ, баронъ Шиллингъ пришелъ въ салонъ съ двумя рабочими, искуснымъ столяромъ и каменщикомъ, для осмотра поврежденій. Онъ предупредилъ объ этомъ заблаговременно донну Мерседесъ и потому нашелъ салонъ пустымъ, но двери въ бывшую комнату Іозе и въ примыкавшую къ ней дѣтскую были неплотно затворены и слышно было болтовню игравшихъ тамъ дѣтей.
Столяръ всплеснулъ руками при видѣ разрушенной рѣзьбы дорогой художественной работы, а каменьщикъ изслѣдовалъ съ внутренней стороны находившуюся за ней гладкую темную дверь.
– Хитрые были монахи, – замѣтилъ онъ и указалъ на разные маленькіе задвижки и винтики. He отворяя ни рѣзной, ни гладкой двери, можно было видѣть весь салонъ черезъ небольшія круглыя отверстія, находившіяся въ чашечкахъ и усикахъ цвѣтовъ деревянной рѣзьбы. Маленькія дощечки, закрывавшія эти отверстія, двигались беззвучно въ старательно смазанныхъ желобкахъ и указывали на ихъ недавнее употребленіе. Матрацная же дверь обтянутая толстой кожей, не пропускала шума изъ одного дома въ другой, и кромѣ того внутренняя стѣна присутственной комнаты съ рѣзнымъ изображеніемъ святаго также была вся обита.
Во время этого осмотра вдругъ вошелъ въ салонъ камердинеръ Робертъ.
– Госпожа баронесса! – доложилъ онъ и растворилъ двери.
Баронесса появилась на порогѣ. Она была въ сѣромъ шелковомъ платьѣ, съ большимъ золотымъ крестомъ на груди, а на бѣлокурыхъ волосахъ была накинута бѣлая фаншонка [41] слегка завязанная подъ подбородкомъ, – ея лицо отъ этого казалось еще уже и длиннѣе.
Она окинула комнату испытующимъ взоромъ предполагая непремѣнно увидѣть донну Мерседесъ. На щекахъ ея игралъ слабый румянецъ и вмѣстѣ съ лихорадочно сверкавшими глазами оживлялъ ея лицо, – обыкновенно тусклые сѣрые глаза въ эту минуту сверкали, какъ стальные… Видно было, что она желаетъ внушить уваженіе; она держалась гордо и прямо, какъ будто и не чувствовала никогда обычной слабости въ спинѣ.