Долго-долго сидѣла она, не говоря ни слова.
Вѣра боялась поднять на нее глаза и, прижавшись въ уголъ, не смѣла нарушить зловѣщую тишину своимъ дыханіемъ.
А слезы такъ и душили ее.
Она не выдержала бы, наконецъ, зарыдала бы, какъ вдругъ ее поразилъ странный звукъ.
Она вздрогнула и взглянула на мать.
Анна Игнатьевна, схватившись руками за свои роскошные, но уже тронутые кое-гдѣ сѣдиною, волосы, не плакала, не рыдала, а какъ-то вскрикивала, содрагаясь всѣмъ тѣломъ, точно отъ невыносимой пытки, точно ее жгли на медленномъ огнѣ или потихоньку жилы изъ нея тянули.
– Мама!… – несмѣло окликнула Вѣра.
Анна Игнатьевна очнулась отъ этого оклика и быстро повернулась къ дочери.
– Успокойся, милая мамочка, не мучь себя!…
– Еще ты смѣешь говорить! – перебила Анна Игатьевна дочь. – Знаешь ли ты, что ты надѣлала?… Вѣдь, теперь все… все погибло! Насъ выгонятъ отсюда, мы будемъ болѣе нищими, чѣмъ были, если только насъ не посадятъ въ острогъ!… Ты отняла, ты украла у себя и у меня счастіе!… Пойми… счастіе!… О, какъ поплатишься за это… Я тебѣ не прощу этого, нѣтъ!… Вѣдь теперь эта проклятая дѣвченка, Настька эта, она будетъ заставлять тебя красть у бабушки каждый день, пока тебя не поймаютъ, воровку… Что ты сдѣлала?… Какъ ты смѣла сдѣлать это?…
Анна Игнатьевна опять зарыдала и вышла изъ комнаты. Вѣра тоже заплакала и долго не могла заснуть…
Она пролежала бы весь слѣдующій день, но мать часу въ десятомъ зашла къ ней и приказала вставать и одѣваться.
– Я должна идти куда-нибудь съ вами? – спросила Вѣра.
– Да.
– Я не пойду… Я боюсь васъ…
Анна Игнатьевна ничего не отвѣчала на это, вышла изъ комнаты, но скоро вернулась и холодно-сухо, но покойно сказала дочери:
– Ты не пойдешь со мною! я отдумала. О вчерашнемъ ты должна забыть… Настѣ не говори, что я все знаю. Я еще поправлю испорченное тобою и добьюсь того, что мы обѣ будемъ счастливы… Одѣнься и сойди внизъ…
Анна Игнатьевна теряла голову…
Все продано теперь, все рушилось и не богатство ждало ее въ этомъ домѣ, a – позоръ, горе, быть можетъ судъ…
Глухая ненависть закипала у ней въ груди на „модную дѣвицу“ Настеньку, но не менѣе того зла она была и на дочь.
Что было дѣлать?…
Порою Анна Игнатьевна, не владѣя больше собою, хотѣла идти въ комнату дочери и избить ее до полусмерти, мѣста живого не оставить, изтерзать, изорвать, а потомъ открыться во всемъ матери и сложить руки, ожидая удара судьбы…
Но сперва хорошо бы потѣшиться надъ Настенькою…
Отъ этой мысли у Анны Игнатьевны красные круги вставали передъ глазами, зубы стискивались…
Ужъ и потѣшилась бы она!… Вѣдь всего лишила ее эта дѣвченка, всего… Теперь ходитъ довольная такая, веселая; ожидаетъ великихъ и богатыхъ милостей…