Царь, хмуря брови, перечитывает: «…Внедрить социалистические идеи и политическое сознание в массу пролетариата и организовать революционную партию, неразрывно связанную со стихийным рабочим движением…»
— Я высоко ценю вас, — с укором смотрит на Рачковского монарх. — Но, как мне стало известно, нелегальщина сейчас приходит из заграницы.
— Ваше величество, — стараясь скрыть волнение и страх, почтительно заговорил Рачковский, — недавно на границе, в Радзивиллове, мои люди выследили и арестовали некоего Руденко, он же Ясинский, он же Одиссей.
— Не тот ли мятежник, которого когда-то судили в Одессе и отправили на каторгу?
— Именно он, ваше величество.
— Значит, бежал…
— Тогда арестованного препровождали в киевскую тюрьму…
— И кто-то ему помог бежать? — язвительно закончил фразу царь.
— Ваше величество, теперь наши орлы из-под земли его достанут! Не скрою, это когда-то мы были бессильны что-либо сделать в чужой стране, но теперь… Полиция всех стран нам помогает…
— Говорите, из-под земли? — иронически взлетела вверх правая бровь царя. — Так почему же до сих пор неизвестно местопребывание Владимира Ульянова? Что он — сквозь землю провалился? В воду канул? Я уверен, что он причастен и к этому делу! — тыкнул пальцем в «Искру».
Рачковский Ульянова в лицо не знал. Но шесть лет назад, летом, когда этот царский чиновник «отдыхал» в Швейцарии, начальник петербургского департамента полиции писал ему, что в Ясеневу едет Владимир Ульянов с целью «приискания способов к водворению в империю революционной литературы и устройства сношения рабочих революционных кружков с заграничными эмигрантами. Сообщая о сем, прошу Вас учредить за деятельностью и заграничными сношениями Владимира Ульянова тщательное наблюдение».
Письмо опоздало.
Только в декабре Рачковский узнает, что в Петербурге марксистские кружки слились в организию «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», успели организовать свою газету «Рабочее дело». Правда, к тому времени Владимир Ульянов и его сообщники были уже в тюрьме. Через четырнадцать месяцев без суда, по министерскому распоряжению Ульянова сослали на три года в Сибирь…
— Крайней суровости, беспощадности — вот чего нам не хватает! — багровеет царь. — Запомните, Владимир Ульянов сейчас самый опасный! А этот Одиссей… Его тоже хотел бы увидеть на виселице…
Царь вышел из-за стола и, заложив руки за спину, медленно подошел к окну. Ветер невидимой метлой гнал поземку по шершавому булыжнику Дворцовой площади. Это был чистый белый снег, он умиротворенно действовал на царя, он успокаивал, он остужал…