…Теперь дорога ведет вгору. Подкашиваются ноги… Но Анна бежит, падает…
Кто высится там, на вершине горы?
— Ярослав! Любимый мой!.. Ты жив! Я не узнала тебя, — задыхается от счастья Анпа.
— Дай руку, Анночка, я помогу тебе сюда взобраться, — протягивает ей руку Ярослав. — Ну, будь смелее, вот так, умница ты моя… Не надо бояться…
Ярослав нежно обнимает Анну, долго и ласково смотрит ей в глаза и молчит…
Она открывает глаза. Маленькая комната залита утренним зимним солнцем.
— Где мой ребенок?
— Не тревожтесь, — склоняется над ней седая старушка в крестьянской одежде. — Я мать вашей горничной Марты.
— Пить, — просит Анна и снова впадает в беспамятство.
…Очнулась уже в комнате зеленого коттеджа. Протянула руку и позвонила. Вошла незнакомая женщина.
— Что угодно, милостивая фрау? — почтительно поклонилась она.
— Попросите фрейлен Марту.
— Она больше здесь не служит, милостивая фрау.
— Тогда… Дарину, кухарку…
— Вашу кухарку зовут Эмма, милостивая фрау. Я не знаю, кто такая Дарина.
Анна поняла, что друзья, которые хотели помочь ей, выгнаны из дома, из-за нее лишились работы.
В ту самую минуту, когда Василь Омелько собирался выехать в условленное место и встретиться с пани Анной, на веранде появилась фрау Баумгартен и приказала ему немедленно везти ее к сестре в совершенно противоположный конец города.
Что тут поделаешь? Василь даже не успел шепнуть Дарине, чтобы та бежала к пани Анне, наняла фиакр и отвезла ее в Зоммердорф. Только через три часа Василь вернулся и рассказал жене, почему не смог отвезти Анну.
Встревоженная Дарина поспешила в Зоммердорф. Уже издали она заметила на краю дороги что-то черное. Дарина выскочила из фиакра и увидела Анну, которая сидела, прислонившись к дереву, и шептала что-то непопятное, видно, бредила.
Кучер помог Дарине бережно усадить женщину с ребенком в фиакр, и вскоре они прибыли в Зоммердорф.
С помощью Шенке Калиновский без труда разыскал Анну и поспешил перевезти ее с сыном обратно, пока никто не узнал об их исчезновении.
Барон фон Раух и его компаньон Людвиг Калиновский собирались на охоту. Поэтому управляющего нефтяным промыслом Генриха Любаша, приехавшего из Борислава, они приняли в большой охотничьей комнате, рассчитывая, что его доклад займет не больше часа. Однако разговор затянулся.
— Нужно сказать шефу полиции, чтобы он припугнул этих наглецов! Арестовать! В яму! Сгноить! — бушевал Раух. — Я напишу наместнику! Черт знает что такое! Это же свинство! Они требуют! Понимаете, не просят, а требуют! Нет, вы только подумайте, они даже не хотят говорить с управляющим! «Мы хотим видеть хозяевов промысла». Быдло! Я с ними говорить не желаю! Пан Любаш, вы с ними взяли неправильный тон. Никаких переговоров! Не хотят работать на наших условиях — выгнать! Всех выгнать! Разумеется, сразу же набрать новых. Работа на промысле не должна останавливаться ни на минуту, мы не должны нести убытки. Ни крейцера. Понимаете? Ни одного крейцера!