— Нет, барон. Мне кажется, пока никого увольнять не следует. Вначале нужно попробовать сговориться с их главарями. Пообещать разные льготы, увеличение заработка. Семейных из бараков перевести в отдельные комнаты. Хорошо бы предоставить им кредит для строительства собственных домов. Строиться разрешим на наших земельных участках, а кредит оформим долговым обязательством. Долг будут платить в рассрочку.
— Да вы с ума сошли! — бесцеремонно перебил Калиновского барон, серьезно обеспокоенный его предложением. — Не стали ли вы в самом деле социалистом?
— Дорогой барон, разве вы отказались бы стать социалистом, если бы от этого ваши прибыли возросли вдвое, втрое?
Барон растерянно посмотрел на управляющего, потом на Калиновского.
— За кого вы меня принимаете? Да я скорее пулю себе в лоб пущу, чем стану социалистом! — воскликнул барон. И Людвиг вспомнил рассказ отца о том, что барон «пускал себе пулю в лоб», когда ему советовали стать промышленником.
— Если вы разрешите, я продолжу…
— Да, да, прошу, прошу! Любопытно, как далеко идут паши реформы, — въедливо сказал барон.
— Итак, смысл моей реформы сводится к следующему: никто из тех, кому мы предложим кредит, не откажется принять его, а когда рабочие подпишут долговые обязательства, они попадут в наши руки.
— Насколько я понял, придется не менее полумиллиона выбросить? Однако продолжайте, пожалуйста, я постараюсь понять вас до конца. — И барон поудобнее уселся в кресле.
— Выброшенные, как вы выразились, на ветер деньги возвратятся к нам с процентами, — развивал свою мысль Калиновский. — В кредитных обязательствах мы укажем, что в случае ухода с промысла должник обязуется немедленно погасить кредит. Если же он этого не сделает, дом, построенный на полученную ссуду, переходит в собственность кредитора и, учтите, сделанные взносы должнику не возвращаются. Таким образом, мы убиваем двух зайцев: завоюем среди рабочих репутацию добрых, справедливых хозяев, заботящихся о нуждах рабочих. А они утратят возможность оставить промысел или забастовать. Кто захочет потерять взносы, сделанные в счет погашения долга? Если же найдутся сорвиголовы, которые будут угрожать, бунтовать, мы их выгоним с промысла, ничего не потеряв. Ведь ни один рабочий не сможет погасить свой долг раньше чем через десять-пятнадцать лет. И даже когда он выплатит нам всю ссуду, все равно он от нас не уйдет, потому что дом его стоит на нашей земле. Ушел — скатертью дорожка, а дом мы купим за бесценок.
— Чудесно! Потом этот дом мы сможем снова продать в кредит другому рабочему?