Прежде Моника одевалась быстро, но теперь, выбирая платье, причесываясь и слегка подкрашиваясь, возилась подолгу — часов до девяти. В девять обыкновенно обедала.
Пробило уже восемь. Звонок на лестнице… Моника так и замерла с румянами на пальце.
— Ах, как я запоздала!
— Леди Спрингфильд, — доложила горничная.
— Входи! — крикнула Моника, не оборачиваясь, и с легким волнением смотрела в зеркало на Лизу.
Высокая, гибкая, как черная лиана, леди Спрингфильд, несмотря на годы и слишком откровенный туалет, изменилась мало. Ее лицо хранило то же упрямое, загадочное выражение, про которое тетя Сильвестра говорила:
— Елизавета — это каменная плита над погребенной тайной.
Моника подставила шею:
— Целуй, но не пачкай кармином!
— У меня сухой, не пачкает, — засмеялась Лиза. — Но как тебе не стыдно! Еще в рубашке!
Моника медленной чертой последний раз подвела глаза синим карандашом.
— Вот, готово! Я уже в чулках!
Она встала в коротенькой комбинации под легким кимоно. Леди Спрингфильд смотрела на нее в восхищении.
— Ах, какая ты стала красивая! — и, краснея, добавила: — Но ты и раньше была красивая!
Ей вспомнился далекий вечер, насыщенный грозой, когда они сравнивали свои юные груди: «твои, точно яблоки, и мои похожи на груши…»
Англичанка протянула руку и погладила по кружевам упругую грудь подруги, и Моника, возвращаясь памятью к прошлому, посмотрела на грудь Лизы, обрисованную легким шелком. Краснея под румянами, смущенно и нежно прошептала она те же слова, что когда-то прозвучали так строго:
— Оставь! Что с тобой!..
Веселая улыбка стерла всякую загадочность с лица Лизы. Неловкость рассеялась. Моника тоже повеселела и засмеялась.
— Ну как тебе не стыдно?
Леди Спрингфильд беспечно тряхнула головой.
Нет… при чем тут стыд? Муж слишком занят общественными делами, и ему не до любви. Он сделал ей двоих детей, словно посадил два дерева. Их воспитание?.. Сейчас детская, потом учение… Спиритизм, теософия — это, конечно, прекрасная пища, но только для ума. А что может быть прекраснее красивого женского тела? Моника, давно желанная Моника, занимала в ее сердце главное, еще свободное и тем более дорогое место.
Подруги весело пообедали вдвоем в маленьком ресторанчике, рекомендованном Жинеттой. Его экзотически пряная кухня нравилась только знатокам. Острые блюда, приправленные кайенским перцем, возбуждали жажду. Выпили сухого замороженного шампанского и, развеселившись, хохотали, как девчонки.
Но проповедь загробной жизни была не по вкусу Монике.
— Нет! Нет! И нет! Говори, что хочешь, но мы состоим только из отдельных атомов, которые после долгой эволюции творят дух — ну, так цветок испускает аромат. Но и душа, и аромат умирают вместе с материей.