Карета гладко катилась по белой дороге, между крепких изгородей, что были все в листьях, усыпанные шиповником; громко пели дрозды, так громко, что Стивен слышала их голоса за быстрым стуком копыт и приглушенным шорохом колес. Потом исподлобья она вскидывала взгляд на Анну, ведь та, как она знала, любила песни дроздов; но лицо Анны было скрыто в тени, а ее руки спокойно сложены.
И вот лошади, приближаясь к конюшне, удваивали усилия, когда врывались через ворота, высокие железные ворота мортонского парка, преданные ворота, которые всегда оповещали о доме. Пролетали мимо старые деревья, потом загоны со скотом, где были вустерские быки со зловещими белыми мордами; потом два тихих озера, где лебеди выращивали своих лебедят; потом лужайки, и наконец — широкий поворот рядом с домом, который вел к массивным входным дверям.
Ребенок был еще слишком юн, чтобы понимать, почему у него занимается дух от красоты Мортона, от этой золотистой дымки на склоне дня, предвещающей вечер. Она хотела закричать, чуть ли не в слезах: «Прекратите, хватит, мне больно!» Но вместо этого она зажмуривалась и сжимала губы, несчастная, но счастливая. Это было странное чувство; оно было слишком большим для Стивен, ведь она была еще довольно мала, когда дело доходило до духовной сферы. Ибо дух Мортона был ее частью и всегда оставался где-то глубоко внутри нее, обособленный и нетронутый, во все последующие годы, перед лицом всех тягот и всего безобразия жизни. Годы спустя некоторые запахи пробуждали его — запах сырого камыша, растущего у воды; добрый, слегка молочный запах телят; запах сушеных розовых лепестков, ириса и фиалок, со слабой ноткой пчелиного воска, который всегда витал в комнатах Анны. И часть Стивен, которую она все еще делила с Мортоном, знала, что такое ужасное одиночество, как знает об этом душа, когда пробуждается и видит, что она блуждает незваной меж небесных сфер.
4
Анна и Стивен снимали пальто и шли в кабинет на поиски сэра Филипа, который обычно ждал их там.
— Привет, Стивен! — говорил он своим приятным низким голосом, но его взгляд был прикован к Анне.
Глаза Стивен неизменно следовали за глазами отца, так что она тоже стояла, глядя на Анну, и иногда у нее захватывало дух от удивления перед полнотой этой спокойной красоты. Она никак не могла привыкнуть к красоте своей матери, всегда удивляясь ей, каждый раз, когда она ее видела; это было одно из тех странных, нестерпимых ощущений, как от запаха таволги у изгородей.
Анна, бывало, говорила: «В чем дело, Стивен? Бога ради, милая, не смотри на меня так!» И Стивен бросало в жар от стыда и смущения, потому что Анна поймала ее взгляд. Сэр Филип обычно приходил ей на помощь: «Стивен, посмотри, вот новая книжка с картинками про охоту», или: «Я знаю хорошую гравюру с молодым Нельсоном; если будешь вести себя хорошо, завтра я закажу ее для тебя».