…» А потом, эта курица очень хорошо шла на Petite Marmite
[14], который готовился из ее костей и нескольких листов капусты — Maman любила Petite Marmite, он был теплым и шел на пользу ее старым деснам.
Стивен слушала эти длинные повествования с терпением и очевидным пониманием. Она с мудрым видом кивала головой:
— Mais c'est dur, — замечала она, — c'est terriblement dur, la vie[15]!
Но она никогда не рассказывала о своих невзгодах, и мадемуазель Дюфо иногда задавалась вопросом:
— Est-elle heureuse, cet étrange petit être?[16] — думала она. — Sera-t-elle heureuse plus tard? Qui sait[17]!
2
Праздность и покой уже царили в классной комнате больше двух лет, когда на горизонте появился отставной сержант Смайли и объявил, что он преподает гимнастику и фехтование. С этого мира не осталось покоя ни в классной комнате, ни во всем доме. Напрасно мадемуазель Дюфо говорила, что от гимнастики и фехтования лодыжки становятся толстыми, напрасно Анна выражала неодобрение — Стивен пропустила их слова мимо ушей и пришла советоваться к отцу.
— Я хочу заниматься по системе Сандова, — объявила она ему, как будто они обсуждали, кем она хочет быть.
Он рассмеялся:
— По системе Сандова? И с чего же ты начнешь?
Тогда Стивен объяснила про отставного сержанта Смайли.
— Понятно, — кивнул сэр Филип, — ты хочешь научиться фехтовать.
— И поднимать тяжести животом, — быстро добавила она.
— А почему не твоими громадными передними зубами? — поддразнил он ее. — Ну ладно, — добавил он, — ни в гимнастике, ни в фехтовании нет ничего плохого — конечно, если ты не попытаешься обрушить Мортон-Холл, как Самсон обрушил дом филистимлян; чувствую, это может легко случиться…
Стивен улыбнулась до ушей:
— Но этого не будет, если я обрежу волосы! Можно мне обрезать волосы? Пожалуйста, папа, разреши!
— Ни в коем случае. Предпочитаю рискнуть, — сказал сэр Филип, уже более твердо.
Стивен с топотом помчалась в классную комнату.
— Я пойду учиться! — объявила она с торжествующим видом. — Меня повезут в Мэлверн на следующей неделе; я начну заниматься во вторник и выучусь фехтовать, а после этого смогу убить твоего зятя, который ведет себя как скотина с твоей сестрой, и буду драться на дуэлях за жен, которые попали в беду, как дерутся мужчины в Париже, а еще научусь поднимать животом пианино, потому что разовью себе какую-то дифарагму — и обрежу волосы! — приврала она под конец, бросив косой взгляд в сторону, чтобы наблюдать, как подействует этот разорвавшийся снаряд.
— Bon Dieu, soyez clément[18]! — охнула мадемуазель Дюфо, возводя глаза к небу.