Но и Шнейдер и Гольцев были критиками, которым по самой природе их профессии должно быть близко "стасовское" начало. У писателей слух не менее развит, но он, если можно так выразиться, более эгоистичен, писатели любят слушать людей других профессий, а в своей среде предпочитают говорить сами. Разительным исключением, способным опровергнуть наспех выведенное мною правило, был Всеволод Иванов. В его присутствии люди удивительно расцветали; забегая вперед, мне хочется сказать о том, как много и хорошо рассказывал при Иванове Ираклий Андроников, как радостно-доверчиво читал Б.Л.Пастернак, каким оживленным и интересным собеседником бывал сдержанный П.Л.Капица.
Если в шарадах на долю В.В. выпадала роль судьи и арбитра, то в экскурсиях он был командармом. К такой, казалось бы, нехитрой прогулке, как восхождение на Карадаг, он начинал готовиться загодя, тщательно проверяя людей и снаряжение; в колонне, которой В.В. предводительствовал, не бывало отстающих - стыдно жаловаться на усталость, когда впереди идет без малого шестидесятилетний писатель с набитым до отказа рюкзаком за спиной, с саперной лопатой и молотком у пояса и с толстой суковатой палкой в руках. К тому времени я уже знал о назначении молотка - В.В. был страстным петрографом, петрологом и петрофилом, другими словами, знатоком и любителем камней. Кто из завсегдатаев Коктебеля не увлекался собиранием камешков: одних привлекала фактура - в прибрежной полосе попадались очень красивые агаты и сердолики, других - причудливая форма, почему-то особенно ценился "куриный бог", то есть камешек с естественным путем образовавшейся сквозной дырочкой. Для Всеволода Иванова коллекционирование "куриных богов" и "фернампиксов" было давно пройденным этапом, он не унижался до ползания по пляжу, а вырубал свои сокровища в горах. Однажды он даже возымел намерение купить у некоего уходящего на покой кустаря полное оборудование гранильщика. Люди, имеющие хотя бы приблизительное понятие о том, как визжат абразивные диски, легко поймут, в каком ужасе была вся семья.
Разумеется, В.В. вел нас к вершине не по исхоженной дороге, а известными лишь ему, затерянными в колючих кустарниках крутыми тропочками, он безжалостно заставлял доверившихся ему доморощенных альпинистов карабкаться по почти отвесным склонам и даже проползать на животе сквозь пещеры. Зато привал был устроен в какой-то неведомой, почти девственной лощине, где журчал ручей и открывался необыкновенной красоты вид на море. В довершение всех чудес В.В. снял с себя рюкзак и с ухватками настоящего факира извлек оттуда огромной величины арбуз - такой, что его хватило на всю компанию. Был раскинут бивуак, объединены запасы, и ни в каком ресторане так хорошо не пилось и не елось, как под открытым небом. Возвращались уже в сумерках, усталые, исцарапанные, но счастливые; после этого путешествия авторитет В.В. стал магическим, весь сентябрь был как бы окрашен в особые, Ивановские тона. Когда Ивановы уезжали, у автобуса, несмотря на ранний час, выстроились почти все обитатели дома, одетые в матросские тельняшки (по капризу торговой сети этими тельняшками был завален соседний промтоварный ларек). Всеволоду Вячеславовичу были оказаны адмиральские почести и поднесен ценный дар - "куриный бог" весом в пуд.