Вечно загаженные подъезды, пахнущие мочой и блевотиной. Пьяные подростки, мужики, лежащие на тротуарах в алкогольной коме. Первое воспоминание детства: Инне шесть лет, их сосед сверху дядя Володя Трапезников напился пьяным до чертиков и перепутал квартиры, не добравшись один этаж до своей. Он стал ломиться в квартиру Кукориных с криком: «Анька! (жена дяди Володи) Открой дверь, сучка!» И как мама Инны ни кричала ему, что это не его квартира, дядя Володя не понимал. В конце концов он так и уснул на площадке перед их квартирой.
Пьяные родители порождали соответствующее потомство. И доблестью детей Бараковки было кичиться, кто больше выпил пива или водки. Постепенно жители Бараковки превращались в касту неприкасаемых, с которыми жителям других микрорайонов было даже неприятно здороваться.
«Интеллигенты» из центра города не любили детей рабочих окраин. Те платили взаимностью. Среди горожан ходила поговорка: в Центре живут начальники, на Югах — их племянники, на Севере — трудовой народ, а в Бараковке — полный сброд. Буквально на второй день пребывания ее в институте Инна стала свидетелем нехорошей сцены: Сережка Фирсов опоздал на занятия, влетел пулей в аудиторию, в запарке не заметив, как в кабинет входит преподаватель Клара Лазаревна, патологически добрая женщина, не умевшая сердиться. Она попыталась сделать нерадивому студенту внушение: «Фирсов, разве вы не знаете, что рыцари должны пропускать даму вперед». Сережка и сам понял, что опрофанился, покраснел, но ответить ему не дала дочка одного местного писателя (считавшего себя, к слову, живым классиком своей области) Белла Сидоркина: «Да что вы от них хотите, Клара Лазаревна, какие рыцари, это же дети рабочих!»
Поэтому еще в школе Инна решила, что при первой же возможности вырвется из Бараковки, мытьем ли, катаньем ли, но вырвется… Какое-то время в ее «счетчике» крутился и Алеша, но все-таки по сравнению с Эдиком он проигрывал.
Эдик был всегда чисто, с иголочки одет, выбрит, надушен, в парадном костюме, словно каждый день у него большой праздник, при галстуке, в руках неизменный и модный тогда чемодан-дипломат. Брюки отутюжены — он до сих пор глажку брюк никому не доверяет, для него это как утренний ритуал.
Алеша не сказать, что выглядел неряшливо, нет, просто он жил один в чужом городе и ему явно не хватало женской руки — он просто чисто физически не успевал за собой ухаживать. Ведь надо было еще учиться и желательно без троек, чтобы иметь стипендию. Поэтому и видок у него был зачастую не очень. Пыльный залатанный собственной рукой кое-как старенький свитер, помятые брюки, закапанные в местной столовой. Словом, Алеша был обычный — не Принц.