Перед ним сидел коренастый, пожилой, но весьма крепкий мужчина. Голову его уже тронула седина. Задоров вспомнил один городок в их области, когда-то даже уездный, а потом захиревший из-за отдаленности от железной дороги и превратившийся в большое село. В нем жили потомки стрельцов, и женщины отличались там истинно русской красотой, а мужчины были похожи на этого подполковника: крепкие, надежные, немногословные. И потом во взгляде этого подполковника не было и тени высокомерия, сознания своих властных полномочий. Казалось, сними с него милицейский мундир, одень в цивильное, и он бы стал даже приятен Задорову.
— Видите ли, — начал Брянцев, — мы проверяем некоторые факты, связанные с делом об убийстве вашего участкового врача — Пустаевой. Есть предположение, что она сознательно «залечивала» женщин в благополучных, дружных семьях. Так, например, считает и ваш сосед по дому Бурлаков… А что по этому поводу думаете вы?
Теперь взгляд Задорова задымился откровенной ненавистью, но ответил он все-таки сдержанно:
— К сожалению, Бурлаков прав. Жаль, что я понял это слишком поздно.
В его голосе, как показалось Брянцеву, зазвучали живые, искренние нотки.
— Вам этого не понять. Ведь мы с моей Ля, простите, Ольгой Николаевной, встретились на войне. Она нас и повенчала. И с тех пор я старался быть ей не только опорой, но и защитой. А вот в этом случае сплоховал. Бурлаков-то оказался умнее, решительнее меня. Он взял да и выгнал эту Пустаеву. Ну, а я… Я медлил. Не мог допустить даже мысли, что такое возможно…
— Что вы подразумеваете под словом «такое»?
— Сознательное устранение из жизни пациента, — ни на мгновение не задумываясь, ответил Задоров, и Брянцев понял, что мысль эта давно выстрадана им.
— А может быть, вы ошиблись? Может, это просто была ошибка?
— Говорите, ошибка? Нет, происшедшее с моей Ля не было ошибкой…
Задоров теперь говорил горячо и убежденно.
— Видите ли, случилось так, что Пустаева ушла в отпуск. Ее участок поручили другому врачу, молодой симпатичной женщине. Она назначила моей жене лечение, и та пошла на поправку. Повеселела. Стала выходить во двор. Даже ездила на базар, правда, вместе с соседкой. Словом, я тоже обрел, как говорят спортсмены, «второе дыхание». Но тут на наше горе вышла из отпуска Пустаева… Тут все и началось…
От угрюмой сдержанности Задорова теперь не осталось и следа. Казалось, он был даже рад высказаться, поделиться своей сердечной болью, и Брянцев больше не задавал вопросов, — он был уверен, что Задоров теперь сам, по своей инициативе продолжит рассказ.