— А может быть, вечерами кто-нибудь к ней захаживал?
— Из мужиков что ли? Ну, нет. Чего не было, того не было. У меня ведь у самой… (она постоянно сбивалась на свое, лично пережитое, но Брянцев терпел и это). У меня ведь у самой, — повторила она, — Мишенька еще поранее Пустаева землю покинул. Он тоже старше меня был. А тут фронтовые раны открылись. Вот и осталась я с двумя парнишками на руках. Однако крутилась. Продавала за полцены нажитое, но вытянула своих голубков. Оба школу с отличием кончили. Берегла я их от нужды и от скверны людской, а вот от государства оборонить не смогла… Забрали моего старшенького в солдаты, так он и остался где-то в проклятом Афгане. А теперь вот младшенького послали в Чечню. Да и не в свою очередь. Он ведь уже действительную отслужил. Вернулся. Работать начал. Я уже подумывала женить парня. Невесту приглядывала. А тут опять повестка. Опять в армию. Говорили, что профессия у него военная нужная. Словом, мне было легче переживать потерю моего Мишеньки, а каково было ей, покойнице? Одинокая, еще молодая, богатая… Но нет, блюла себя Елена Ионовна. Мы, бабы, на этот счет зоркие. Нас не проведешь. Никто к ней не хаживал, Сергей Иванович. Это уж точно.
«А ведь она могла быть отличной наводчицей, — подумалось ему. Но только на миг. Потому что в следующий, он решительно отверг такую возможность, — Могла бы, но никогда не стала бы. Не такой она человек…»
— А в последний год, — продолжала Пелагея Семеновна, — затосковала покойница. Бывало, придет ко мне, с угощениями, конечно, и пригорюнится. Скажет: «Знаешь, Палаша (она меня «Палашей» величала), тоска одиночества загрызает. Вот и весна не в радость. Одна, кругом одна. Словечком перемолвиться не с кем…» И я жалела ее. Боже упаси, попрекнуть вытравленным плодом. Боже упаси… А она скажет еще: «Мне бы хоть старичка доброго найти. Я за ним, как за ребенком малым бы… Я его от края могилы и то отвела бы…» Такие мысли у нее были. А просто так, чтобы только беса тешить, боже упаси, не было.
— И где же она такого старичка доброго хотела найти?
— Среди больных своих. Она даже как-то еще с полгода тому назад, обмолвилась: мол, есть один на примете, да заковыка существует.
— Кто он, конечно, не говорила?
— Нет, не говорила. Да и нельзя об этом раньше времени. Удачу спугнешь.
Мало-помалу у Брянцева собирались и накапливались сведения о погибшей.
— Тоскливо мне стало вчера. Все дорожает да и от сына — ни письма, ни телеграммы. Легла спать, а глаза хоть зашивай. Вертелась, вертелась и вдруг вспомнила: вчера ведро картошки купила, а она так и стоит в прихожей. Обругана я себя, что ж, мол, я дура старая делаю. Завянет картошка-то. На балкон ее надо вынести, там все попрохладнее. Поднялась, а заполночь уже. Накинула халат и в прихожую.