Впервые за время нашего разговора в его поведении проявилась импульсивность: он схватил меня за руку:
— Конечно-конечно, располагайте мною.
— Нам с вами необходимо побродить по центральному рынку. При встрече вы наверняка признаете его.
После моего предложения, явно неожиданного для него, он пребывал в замешательстве недолго. Слова, произнесенные им, правда, не совсем уверенно, означали согласие:
— Пожалуй, попробую.
В мире существуют силы взаимного притяжения, способные сделать в одночасье совершенно незнакомых людей близкими и открытыми друг другу. Нечто подобное произошло и у нас с Жанной. Наше суммарное общение едва ли выходило за рамки суток, но в отношениях между нами не осталось места недомолвкам, скрытости, будто мы встречались уже не один год. Между нами стояло возвышенное взаимное расположение, готовность угодить и даже пожертвовать чем-то, лишь бы доставить удовольствие другому. Я заметил во время наших нечастых прогулок, что на нас обращали внимание. Это означало одно: мы смотрелись красивой парой. Конечно, не только наши внешние данные играли свою роль, а та одухотворенность, что присутствовала на наших лицах. Та самая одухо-творенность, источником которой, несомненно, была поселившаяся в наших сердцах любовь.
Мы еще не говорили о ней вслух, но она уже до краев наполняла глаза радостью, складывала губы в улыбку счастья.
Осуществление оперативно-розыскных мероприятий по выявлению убийцы Пашки Чегина по-прежнему лежало на мне. И как сыщика меня сильно удручало одно обстоятельство: я никак не мог создать образ преступника. Я не ведал, какие цели им преследовались, не знал его характера, привычек, из каких он слоев общества, род его занятий, возраст и тому подобное. Короче, пустота. Был лишь почерк, говоривший о безжалостности и хладнокровии, и больше ничего. Если в случае с женщиной-коммерсантом контуры убийцы в какой-то мере обозначились, то в деле Чегина все оставалось серым и непроглядным, словно осеннее небо за толщей промокших облаков.
Из прокуратуры тоже не могли подбросить ни одной идейки, и все оперативно-следственные мероприятия велись в расчете на везение. Оставалось надеяться на одно: что преступник «засветится». Под этим словом подразумевалось очередное преступление и, возможно, очередная жертва. Но кто ею станет? Сознание назойливо преподносило высказанные вслух размышления Алешина об эффекте «домино», а самого его в качестве пострадавшего. Троекратное сплевывание через плечо, скептическое хмыканье и вслух произнесенное «ерунда» тревоги не убавляли. А она панически порождала образ какого-то изощренного преступника, способного не только озадачивать, но и оставаться неуловимым. Такое впечатление, что он находился среди нас, видел все наши слабые стороны и ошибки и потому уверенно готовил свой кровавый, обреченный на успех план очередного убийства.