Обычно, дабы угасить тревожную напряженность, я звонил Алешину. Не стал исключением и нынешний вечер.
— Один? — осведомился я.
— Угу, — подтвердил он.
— Твои еще не скоро приедут?
— Где-то в конце августа, а может, и в сентябре.
— Однако загостились.
— Пусть отдыхают.
— Решил вот просто так, от нечего делать позвонить, — маскировал я истинную цель своего звонка. — Скучно что-то стало одному.
— Брось лукавить, Вадя. Не просто так ты чуть ли не каждый вечер названиваешь. Удостовериться хочешь, не произошло ли со мной беды, — распознал Алешин мою хитрость.
— Догадливый, — похвалил я.
— Успокойся, я начеку. И вообще зря я попотчевал тебя той версией. Так что плюнь, разотри и забудь.
— Он-то, может быть, и ждет с нетерпением от нас этой самой расслабухи, — предостерег я.
— Может, и ждет, — не стал отрицать Алешин.
— Слушай, поживи у меня до приезда твоих, вдвоем спокойней, — выдвинул я предложение.
Однако оно было отвергнуто, и даже с обидой:
— Ты уж совсем меня за мужика не считаешь, может, еще охрану приставишь. Если мы все воображаемое будем считать за действительное, то скоро свихнемся на этой почве, тележного скрипа будем бояться. И еще не забывай: убиты сотрудники уголовного розыска, а я — в прокуратуре, так что лучше бы о своей безопасности пекся.
— А ты не забывай, что твои пальчики обнаружены на ноже, — не сдавался я. — А это может быть знаком, указывающим на очередную жертву.
Разговор мог принять форму заурядной перепалки, и мы, как бы одновременно почувствовав это, перешли на житейские темы: погадали о примерных сроках наших отпусков, поговорили о пиве и о скачущих ценах на него, прошлись по погоде, посетовали на жару. Тем и завершили общение.
Не успел я разместиться в кресле перед телевизором, как теперь меня подняли с места телефонным звонком. Голос в трубке приятно удивил. Жанна звонила мне впервые, обычно я проявлял инициативу. Посчитал это добрым знаком…
Ее голос нежен и проникновенен. Так говорят лишь с небезразличным тебе человеком. Она принесла извинения за беспокойство. Глупенькая, какое беспокойство, когда сердце пустилось в радостный перепляс. Справились друг у друга о делах, о здоровье и незаметно перешли на более сокровенное. Посетовали на редкость и быстротечность наших встреч. И тут Жанна сообщила:
— А Инночку забрала на неделю мама.
Я немедленно отреагировал:
— Сейчас приеду.
Но следом передумал и предложил другой вариант:
— Ты почти не бываешь у меня. Сейчас я тебя заберу к себе.
Возражений не услышал.
Ночь выдалась бессонной. Душа, сердце, тело — все отдалось безумству любви. Я, опер, для которого бессонные ночи не редкость и не в радость, не ведал, что они могут быть так обворожительны и пролетать неимоверно быстро.