У меня опять потекли слезы. Забыв, что я сижу между двумя мужчинами, я вытерла лицо прямо подолом сарафана. Петр улыбнулся и бросил мне на колени кусок марли.
Мы ехали навстречу грохоту. Дно осталось справа. Остановились в деревне, больше похожей на нарядный дачный поселок: домики синие, желтые, зеленые с белыми наличниками и кружевной резьбой деревянных украшений. Не деревня, а сплошной фруктовый сад. В саду, в гуще кустов и деревьев, прячутся автомашины, пестрые броневички и танкетки.
Лейтенант вылез первым и, не попрощавшись со мной, скрылся в саду.
— Вредный какой, — кивнула я ему вслед. Петр улыбнулся:
— Не, не вредный. Фасон маленько давит, а так ничего — подходящий парнишка.
Теперь, когда мотор машины не хлюпал, звуки войны резали уши. Пушки рявкали где-то рядом, над головой в вышине перекатывались снаряды.
Громовые раскаты артиллерии потрясали воздух и землю. Слева отчетливо доносилась пулеметная стрельба.
«Шор-шор-шор...» — и я невольно приседала.
Не дрейфь, кума, это наши батареи, — успокаивал меня Петров.
Это и есть фронт?
Не совсем. Бой идет на реке Шелони. Километров пять отсюда будет. Там передовая линия, слышишь, пулеметы скворчат?
На Шелони! Там же где-то бабушка и ребятишки... Вот так укрылись от войны!..
Мы стояли в зарослях вишенника и, задрав головы, наблюдали за немецкими бомбовозами. Они хищно кружили над деревней. Покружили, покружили — повернули в сторону боя.
Петров сказал:
— Опять на пехоту! Четвертые сутки идет бой. Не пускают наши немцев за реку. А те прямо на пулеметы ползут — пьяные, сволочи. Эй, старшина! — вдруг закричал он.
Чего надо? — послышался откуда-то из кустов недовольный голос.
Зову, стало быть, надо. Ходи веселей!
Старшина вылез из-под машины, как из бани: красный, распаренный. Иронически посмотрел на меня, вкусно зевнул:
— Поспать не дадут хорошему человеку...
Петров что-то ему зашептал на ухо. Широкое лицо старшины расплылось в улыбке, ноздри затрепетали, глаза озорно заблестели.
Ну, вы тут занимайтесь, — сказал мой спутник, — а я по делу. — И ушел. .
Иди сюда, боец! — позвал меня старшина и полез на машину, нагруженную до бортов, сдернул с груза зеленый брезент и стал бросать к моим ногам связки гимнастерок и солдатских штанов.
Развязывай. Примеряй. Ну что ж ты стоишь? Облачайся!
Я нерешительно подняла одно галифе.
— Надевай прямо на платье. Белья у меня нет, — крикнул сверху старшина.
Я просунула ноги в широкие штанины. Старшина сказал:
— Как на пугале огородном. Снимай! Померь другие. Я перемерила больше десятка, но он был всё недоволен, ворчал: